Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Парадоксальное соединение имен писателя Зощенко и капитана Лебядкина отражает самую суть предлагаемой читателю книги Бенедикта Сарнова. Автор исследует грандиозную карьеру, которую сделал второстепенный персонаж Достоевского, шагнув после октября 1917 года со страниц романа «Бесы» прямо на арену истории в образе «нового человека». Феномен этого капитана-гегемона с исчерпывающей полнотой и необычайной художественной мощью исследовал М. Зощенко. Но книга Б. Сарнова — способ постижения закономерностей нашей исторической жизни.

Форма книги необычна. Перебивая автора, в текст врываются голоса политиков, философов, историков, писателей, поэтов. Однако всем этим многоголосием умело дирижирует автор, собрав его в напряженный и целенаправленный сюжет.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

В оформлении книги использованы работы художников Н. Радлова, В Чекрыгина, А. Осмеркина, Н. Фридлендера, Н. Куприянова, П. Мансурова.

Жанры: Литературоведение, Культурология
Серии: -
Всего страниц: 235
ISBN: -
Год издания: 1993
Формат: Полный

Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал


«ИРЛАНДСКОЕ РАГУ»

Вместо предисловия

У одного летчика-испытателя спросили:

— А бывают у вас какие-нибудь профессиональные болезни?

Подумав, он ответил:

— Кроме преждевременной смерти, как будто никаких.

Эта невеселая острота невольно вспоминается, когда думаешь о судьбах выдающихся наших писателей — тех, чьи имена составляют ныне славу и гордость русской литературы XX века. Путь одних закончился трагически. Другие, пережив гонения и преследования, благополучно умерли в своей постели. Третьи никаким гонениям не подвергались, но тем не менее их тоже настигла «преждевременная смерть»: они погибли как художники. Продолжали писать, печататься, но это были уже как бы не они, а кто-то другой...

Каждый случай неповторимо индивидуален. Но в основе каждого — своя драма. Иными словами, каждая из этих судеб представляет собой свой вариант, свой случай преждевременной и противоестественной гибели художника.

Я задумал (было это почти четверть века назад) написать книгу, каждая глава которой представляла бы собой такой случай: «Случай Маяковского», «Случай Есенина», «Случай Пастернака»...

Начал я со «Случая Мандельштама». Но вышла у меня не глава, а целая книга.

Это меня не слишком обескуражило, потому что книга получилась сравнительно небольшая, и, закончив ее, я приступил к давно мною задуманному «Случаю Зощенко».

Но тут случилось нечто уж совсем мною не предвиденное.

Книга выходила совсем не такой, какой я ее замыслил. Неожиданно для меня в нее стали вторгаться другие темы, герои, персонажи. А главное, сам Зощенко и созданный им художественный мир постепенно переставали быть единственным предметом повествования. Они превратились в нечто вроде способа постижения издавна волновавших меня свойств и закономерностей окружающей меня реальности. Говоря проще, книга, задуманная как книга о литературе, помимо моей воли превращалась в книгу о жизни.

Это случилось, вероятно, потому, что книга писалась очень долго. Писалась урывками, параллельно с другой текущей работой. Кроме того, писалась она без всякой надежды опубликовать ее.

Писание «в стол» имеет огромные преимущества. Главное преимущество — это полная, абсолютная свобода. Пишешь что хочешь и как хочешь. А ведь это — непременное условие всякого настоящего творчества.

Однако преимущество это имеет и свою оборотную сторону. Абсолютная, бесконтрольная свобода выражения в каком-то смысле опасна. Пишешь как бы для себя, не думая не только о редакторе, но забывая порой даже и о читателе. И поневоле начинаешь утрачивать необходимое в каждой работе чувство сопротивления материала. Ты не ограничен не только цензурными соображениями, но даже объемом. В книгу назойливо лезет решительно все, что тебя в данный момент задело, показалось тебе интересным или, скажем, возмутило. И вот книга, задуманная как некое архитектурное сооружение, теряет форму, расползается, превращается в некое подобие дневника, Впрочем, нет. На дневник это не было похоже. Дневник — это монолог. А у меня выходил не монолог и даже не диалог, а какая-то разноголосица. В мою речь то и дело стали неожиданно — неожиданно для меня самого — вторгаться чужие голоса. Это были голоса писателей, поэтов, философов, политиков — людей давно умерших и современников. Они спорили друг с другом, спорили со мною.

И прежним моим книгам была свойственна черта, казавшаяся мне серьезным моим недостатком. Я очень люблю цитировать. Но тут эта страсть к цитированию превратилась в какую-то чуть ли не маниакальную потребность. Книга, опять-таки против моей воли, превращалась в нечто похожее на монтаж цитат. Это очень меня удручало, но я ничего не мог с собою поделать.

Слегка утешил меня Валентин Катаев.

Вероятно, читатель с неудовольствием заметил, что я злоупотребляю цитатами. Но дело в том, что я считаю хорошую литературу такой же составной частью окружающего меня мира, как леса, горы, моря, облака, звезды, реки, города, восходы, закаты, исторические события, страсти и так далее, то есть тем материалом, который писатель употребляет для постройки своих произведений.

(Алмазный мой венец)

Я описываю природу — звезды, лес, мороз, море, горы, ветер, разных людей. Это все мои краски. Но разве литература, поэзия, созданная гением человека, не является частью природы? Почему же я не могу пользоваться ею, ее светящимися красками, тем более что звезды мне еще нужно воплотить в слово, обработать, а стихи гениальных сумасшедших поэтов уже воплощены, готовы — бери их как часть вечной природы и вставляй в свою свободную прозу!

(Трава забвенья)

Светящиеся краски! Но ведь это же можно сказать не только о стихах «гениальных сумасшедших поэтов». Ведь мысли, ослепительные идеи философов, историков, публицистов — это тоже светящиеся краски!

А потом я подумал: краски могут быть не только светлыми, но и темными. И мысли людей, с которыми я не согласен, мысли, представляющиеся мне нелепыми, даже отвратительными, но отражающие (иногда очень рельефно) реальность чуждого и даже враждебного мне миропонимания, — это ведь тоже краски, которыми можно пользоваться!

И тогда я подумал: так, может быть, моя страсть к цитированию — не слабость, не изъян, не странный дефект сознания, а просто мой способ рисовать?


Еще от автора Бенедикт Михайлович Сарнов
Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Юра Красиков творит чудеса

Журнал "Пионер", 1969, №№ 8-10Рисунки Е. Медведева.


В стране литературных героев

(Сценарии популярной радиопередачи семидесятых годов) В книге собраны сценарии популярных радиопередач "В стране литературных героев". Вместе со школьником Геной и профессором Архипом Архиповичем читатель посетит удивительную страну, где, не старея и не умирая, живут герои, когда-то созданные воображением писателей. Эти радиольесы соединяют в себе занимательные сюжеты с серьезной познавательной проблемой. Издание рассчитано на широкий круг читателей.


Рассказы о литературе

Книга популярно рассказывает школьникам об особенностях художественной литературы, которая содержит в себе множество увлекательнейших загадок. Авторы ставят своей целью помочь школьникам ориентироваться в огромном океане литературной науки.


Скуки не было. Первая книга воспоминаний

Книгу своих воспоминаний Бенедикт Сарнов озаглавил строкой из стихотворения Бориса Слуцкого, в котором поэт говорит, что всего с лихвой было в его жизни: приходилось недосыпать, недоедать, испытывать нужду в самом необходимом, «но скуки не было».Назвав так свою книгу, автор обозначил не только тему и сюжет ее, но и свой подход, свой ключ к осознанию и освещению описываемых фактов и переживаемых событий.Начало первой книги воспоминаний Б. Сарнова можно датировать 1937 годом (автору десять лет), а конец ее 1953-м (смерть Сталина)


Сталин и писатели. Книга первая

Новая книга Бенедикта Сарнова «Сталин и писатели» по замыслу автора должна состоять из двадцати глав. В каждой из них разворачивается сюжет острой психологической драмы, в иных случаях ставшей трагедией. Отталкиваясь от документов и опираясь на них, расширяя границы документа, автор подробно рассматривает «взаимоотношения» со Сталиным каждого из тех писателей, на чью судьбу наложило свою печать чугунное сталинское слово.В первую книгу из двадцати задуманных автором глав вошли шесть: «Сталин и Горький», «Сталин и Маяковский», «Сталин и Пастернак», «Сталин и Мандельштам», «Сталин и Демьян Бедный», «Сталин и Эренбург».


Рекомендуем почитать
Боевые машины мира, 2013 № 01

Серия изданий с вкладышами для сборки моделей боевой техники. Выпуск посвящен основному танку США M1 «Абрамс».


Черная Калитва

Война — не женская работа, но с некоторых пор старший батальонный комиссар ловил себя на том, что ни один мужчина не сможет так вести себя за телеграфным аппаратом, как эти девчонки, когда стоит рядом командир штаба, нервничает, говорит быстро, а то и словцо русское крылатое ввернет поэнергичней, которое пропустить следует, а все остальное надо передать быстро, без искажений, понимая военную терминологию, это тебе не «жду, целую, встречай!» — это война, судьба миллионов…


О текущем моменте №7(31), 2004г.

У всех людей и народов одна и та же общеполитическая задача: стать человеками 1. Откуда берётся тот или иной «порядок» 2. Дети Адама и дети Авраама 3. Характер коллективной деятельности сотрудников государственного аппарата 4. О предстоящих выборах в США 5. Человечный тип строя психики.


О текущем моменте №7(19), 2003г.

Государственность и бизнес: «сиамские близнецы»? либо нераздельность двух аспектов общественной политики 1. Отображение уродливости бытия современной технократической цивилизации 2. Интерактивное телевидение в толпо-"элитарном" обществе 3. Тоталитаризм и демократия 4. Крупный бизнес — точно также как и государство — в России обязаны работать на стратегические интересы народа.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.