Айзек Азимов
Принц Восторгус и беспламенный дракон
Prince Delightful and the Flameless Dragon (1991)
Перевод: О. Брусова
Король Марциус и его добродетельнейшая супруга, королева Эрментруда, ожидали ребенка. Вернее сказать, ожидала его непосредственно королева, но и король, смею вас заверить, принял самое активное участие в процессе. Обоим к тому времени было далеко за тридцать, супруги давно утратили надежду, что когда-нибудь у них появится ребенок, и даже обдумывали вопрос об усыновлении какого-нибудь симпатичного малыша. Но эту мысль пришлось оставить из-за отсутствия в приютах младенцев королевского происхождения. Ну а усыновить кого-нибудь другого им, конечно, и в голову не могло прийти.
Зато, как очень часто случается, разговоры об усыновлении произвели какое-то физиологическое воздействие, и не успели бы вы прикинуть доход, который можно выжать из десятка крестьян, как королева нашептывала супругу приятную новость. Королевские глаза широко раскрылись, и король промолвил:
— Ума не приложу, как такое произошло!
На что королева довольно ехидно ответила, что если уж он не может ума приложить, то и никто на свете не сможет.
По мере приближения славного события (кто бы подумал, что особы королевской крови вынашивают младенцев так же Долго, как, например, молочница) перед обоими супругами возникла проблема крестин.
Королева, почувствовавшая себя довольно утомленной, желала, чтобы поскорей все закончилось, и сказала:
— От души надеюсь, у нас родится мальчик и унаследует все качества, приличествующие достойному принцу, потому что, знаете ли, мой король, не думаю, что сумею выдержать это еще раз.
— Мы обо всем позаботимся, моя королева. Непременно пригласим на крестины всех фей нашего королевства, и уж они, конечно, позаботятся о том, чтобы мальчик вырос храбрым, красивым и все такое прочее. То есть, я хочу сказать, только все самое хорошее и замечательное.
— Вы уверены? — переспросила королева Эрментруда. — Как раз вчера я беседовала с нашим придворным магом, и он сказал, что все дело в генах.
Король Марциус нахмурился:
— Вы намекаете, будто мое дитя будет носить эти ужасные варварские панталоны?
— Нет, дорогой, не джинсы. Ге-ны. Звучит очень похоже, но не один звук «г», а двойной звук «дж».
— То есть двойные панталоны?
— Вовсе нет — гены. Представляете, они теперь у всех.
— Ну, не знаю. — Король явно был раздражен. — Не верю в эту суеверную чепуху, будто у нас имеется что-то, о чем мы даже не знаем и чего не понимаем. А с феями как раз все ясно и понятно, вот мы и пригласим их в крестные младенцу.
— Вот и славно, мой дорогой, — отвечала королева, — только, я надеюсь, вы никого не упустите.
На что король рассмеялся:
— Вы что, думаете, я враг собственному ребенку?
Король Марциус и королева Эрментруда слыхали много историй о феях, которых случайно забыли пригласить на крестины. В этих историях неприглашенные феи неизменно оказывались самыми злыми созданиями на свете и, конечно, умудрялись все-таки прибыть на крестины и превратить жизнь несчастного инфанта в кошмар. Конечно, королевским особам следовало быть поосмотрительней и не забывать о приглашениях злых фей, но, как ни странно, именно так оно и случается. Причем удивительно часто.
Нет, с королем Марциусом и королевой Эрментрудой этого не произошло. Они обратились к адресному справочнику по феям и удостоверились, что королевский письмоводитель отправил приглашение каждой из них, не пропустив ни одного имени.
Как оказалось, в этом-то и крылась их ошибка. Среди всех прочих приглашение было отправлено фее по имени Неуместно если бы королевская чета знала о ней немножко по-больше они бы ее приглашать ни за что не стали. К тому же Неуместность слыла самым добрейшим и милейшим существом на свете, и, если бы ее выпустили из списка крестных матерей, она бы ни капельки не обиделась. Когда эта милая дама оказывалась приглашенной, то бывала отрадой и душой любой компании — всегда веселой, рассказывающей самые смешные истории и распевающей самые веселые песенки. И вы могли бы целую вечность ломать голову над тем, что плохого может причинить такая любезная фея, не подозревая, что стоило ей оказаться на чьих-нибудь крестинах, как она непременно желала преподнести младенцу подарок, вот тут-то и начинались неприятности.
Неуместность, как вы сами понимаете, обязательно умудрялась произнести волшебные слова неправильно. Так случилось и на этот раз. Феи одна за другой приближались к колыбельке, где лежал юный принц (новорожденное дитя действительно оказалось мальчиком, и Эрментруда совершенно ясно — как только отдышалась — сказала: «Больше никаких детей»), и возлагали к его ногам свои дары: обаяние, статная фигура, блестящий ум, чувство юмора, и так далее, и так далее.
Когда очередь дошла до феи Неуместность, она тоже направилась к колыбельке новорожденного, дабы взмахнуть волшебным жезлом и произнести заклинание, которое должно было сделать принца самым изящным и грациозным созданием на свете.
Но непоправимое, увы, свершилось — подходя к кроватке младенца, фея уронила жезл и до того смутилась (с чего только так уж смутилась — непонятно, ибо она роняла его неизменно на каждых крестинах), что, поднимая, взяла за кончик, а не за Рукоятку. Что это может значить, каждому, разумеется, понятно.
