Мало того, что Дно является одной из самых жутких, смертельно опасных каторг всего мироздания, так ещё и вечные, давящие на психику сумерки этого мира могут лишить психологического равновесия самых нравственно стойких и самых морально выносливых людей. И если человек ещё здоров физически, то он как-то справляется с этим ежеминутным, гнетущим кошмаром. А вот когда приболеет, вот тогда на него и наваливается вначале хандра, потом жуткая тоска с печалью, а потом и обрушивается на сознание всей своей массой мрачная безысходность. И тогда его не могут спасти ни верные товарищи, ни любящий человек, ни отличные лекарства в виде отваров из местных травок или перемолотые в труху корешки нескольких иных, бодрящих и возбуждающих растений.
И тогда в сознание каторжанина стучится костлявой рукой смерть, которую он не просто не старается отогнать от себя, а воспринимает со смирением, с облегчением и даже с определённой радостью. И как же ему не радоваться, когда все мучения остаются позади и ничего больше не связывает несчастного с миром живых?
Сумрак прорывается в сознание…
Ну разве что туда ещё прорываются некоторые иные воспоминания, лишний раз давая человеку, а скорей всего и последний, просмотреть свою бренную жизнь.
Вот так примерно и я рассуждал, когда порой приходил в себя, выныривая из кошмаров, и осознавал гнетущую, сумрачную реальность вокруг. Мне страшно хотелось открыть глаза и увидеть солнечные лучи. Я страстно желал вкусить взглядом хотя бы нормальный светлый день. Да что там нормальный, я бы и от мрачного, дождливого дня не отказался! Лишь бы это был день, а не вечный сумрак. Лишь бы за окном что-то бушевало: ветер, дождь, гроза, блистали молнии или даже ревел неудержимый ураган.
А там, сколько я ни всматривался после возвращения в сознание, висела всё та же серая мгла.
И в какой-то момент я понял, что устал бороться за собственную жизнь.
Потерял ту связующую нить, которая держала все мои разрозненные кошмары и мучения воедино. И реальность стала распадаться на рваные, скомканные фрагменты моей жизни, за которыми я отстранённо наблюдал, словно случайный, совершенно незаинтересованный зритель. Разве что некоторые, особенно занимательные и произошедшие в последнее время, я как-то с удивлением приписывал своей биографии. Остальное казалось чужим, несущественным и неинтересным.
Словно посторонний, давно не относящийся ко мне мир, я вспоминал Землю. Моя жизнь до десяти лет – вполне нормальная и даже насыщенная интересными событиями, и после десяти – когда я превратился в инвалида и перестал расти… Неинтересно…
Приключения, связанные с нахождением дороги в мир Трёх Щитов, – какие-то будничные и ничем не примечательные. Ну, подсмотрел случайно, как Грибник делает шаг и переносится в иную вселенную, ну самому удалось совершить подобное, чисто случайно при этом не погибнув, что в этом привлекательного? Похищение меня вонючим кречем, попадание чуть ли не на стол к людоедам вообще проходило одним мрачным, потрясающим всё естество пятном. А уж насильственное возведение меня в обладатели Первого Щита – сразу при воспоминании вызывало рвотную реакцию. После такого жутко неприятного воспоминания даже моя лихая попытка побега из империи Гадуни и уничтожение при этом множества зроаков во главе с принцем, владельцем замка Дефосс – не взбадривали.
Не взбадривала и моя эпопея, которую я пережил с Леонидом Найдёновым, когда мы по ошибке попали не в Рушатрон, а опять-таки к границам людоедской империи Гадуни и там своими арбалетами задали жару двуногим тварям и их крылатым подручным. Убийство императора людоедов вообще соотносилось с кем-то иным, словно это и не я целился в этого гада на максимальном расстоянии поражения для моего арбалета.
Разве что само пребывание в Священном Кургане, Лобный Камень, чарующая музыка гимна, волшебная Гипна, после которой я стал академиком среди художников – это несколько кололо сердце какой-то приятной истомой и ностальгией. Всё, что прекрасно, – манит к себе, предлагая пережить это повторно… Только вот манило как-то слабо, еле-еле…
Приятно было вспомнить только про моменты осознания, что я начал расти и выздоравливать. Наверное, это и было одной из самых ярких, пережитых в моей жизни эмоций…
Дальше шли более яркие картинки, и уколы беспокойства становились сильней. Потому что приходилось волноваться за Марию, Катерину и Веру, моих подруг детства и дальних родственниц. Они сдуру решили, что раз меня кречи похитили, то, значит, уже и зроаки съели, да и подались в армию наёмницами, чтобы за меня отомстить. Мы с Лёней бросились на их поиски, пересекли империю Моррейди в ином направлении и опять сразились с аспидами рода человеческого зроаками и их приспешниками, рогатыми тварями кречами. Моих подружек нам нагнать не удалось, пришлось самим убегать в иной мир… В мир Набатной Любви…
