"Мы отправились ночью.
Я лежал, стараясь не закрывать глаза — вдруг ненароком усну? Вопреки всем страхам, это оказалось совсем несложно: как можно спать, когда предстоит ТАКОЕ!
За стеной долго шуршали и скрипели рассохшиеся доски. Предательский пол радостно оповещал, спит человек в соседней комнате, или еще нет… Моя мама совсем легкая, маленькая и худенькая, но и у нее не получается передвигаться бесшумно по доскам-доносчицам. Скрип-скрип — вот она прошла к окну; скрип — повернулась, скри-и-п — встала на колени перед образом Святой. Я словно видел все это сам. Правда, молится мама неслышно; вот скрипнуло уже по-другому, тягуче — металлически, это сетка кровати.
Мама легла.
За окном качались деревья, и ветки с шуршанием гладили покатую железную крышу. Если сейчас посветить из окна — самих древесных стволов не будет видно, огонек лампы выхватит из темноты лишь эти ветки, шевелящиеся, словно лапы невидимого многорукого существа.
Я не стал зажигать лампу — к чему? Увидит дядя, станет ругаться, пилить за потраченный драгоценный керосин. "Чтобы читать твои глупые книги, — скажет он, — есть здоровый солнечный свет, и незачем вводить хозяйство в лишние расходы". Наверное, он прав, ведь Дядя взрослый, хоть и мужчина, как мы. И он заботится о нас… Взрослые все знают.
И всегда правы.
Скрип за стеной давно утих, когда за окном раздалось неуклюжее "фьють-фьють". Эмиль. Он уверен, что так подражает крику ночных птиц, но боюсь, что птицы не взяли бы Эмиля в компанию. Хотя… собака осталась спокойна, и то хорошо. Наверное, Рексу он кажется птицей. Такой длинной, тощей, всклокоченной птицей.
Даже не собираюсь геройски спускаться из окна - как это делал мальчик в одной старой книге. Только представьте себе: скрипение оконной рамы, звон задетого стекла, царапанье ботинок по стене… Хлопанье незакрытого окна, оповещающее весь дом: глядите, что-то не в порядке!
А если угодишь ботинком в стекло гостиной на первом этаже? Наверное, книги про мальчиков тоже писали взрослые — те, кто все обо всем знают.
Я тихонько приоткрыл дверь и ступил в коридор, стараясь держаться поближе к стенам. Если ставить ногу поближе к стенам, на самый край, доски почти не скрипят — это я тоже прочел в книге. Хоть в чем-то взрослый не соврал… Самым страшным было пройти мимо маминой комнаты. Вот сейчас скрипнет доска, мама проснется, встанет с постели… я услышу, как заскрипят доски, но юркнуть назад, в комнату, уже не успею…
Она не станет кричать, как Дядя — тот сразу перебудил бы весь дом. Мама только удивленно спросит — куда это я собрался среди ночи? И придется врать, выдумывая что-то несусветное и неостановимо заливаясь краской…
Но пол не скрипел. Так — теперь вниз по лестнице, бесшумной, каменной. Холодной, как и положено камню. Говорят, раньше дома строились целиком из такого вот камня, и тогда его называли странным словом "бетон".
Не понимаю, как можно было в них жить: наверное, это было ужасно неуютно.
Я осторожно прошел по комнате, стараясь не наткнуться на что-нибудь в кромешной темноте: шторы закрыты, и приходится двигаться осторожно, как по болоту. Вот что-то смутно блеснуло, заиграло искрами и погасло: это "волшебное окно" подумало, не проснуться ли ему, и погрузилось в спячку вновь. Вот и хорошо… Они редко просыпаются по ночам, предпочитая разговаривать днем или вечером.
Взвизгнула, открываясь, входная дверь. Я замер на месте, подавляя желание шарахнуться в угол — и правильно, ничего кроме шума не вышло бы. Луч света скользнул по блестящим доскам пола… какая яркая сегодня луна. По полу неслышно движется серая тень...
Уфф... Это всего лишь Рекс.
Соскучился на дворе, бедняга. Рекс ужасно общительный и приставучий, как и большинство домашних собак. Извини, приятель — сегодня тебе не удастся забраться ко мне под одеяло. Я протянул руку и погладил широкую усатую морду; коротко мурлыкнув, пес исчез в темноте, по-прежнему бесшумно.
Выскальзываю за дверь… все, теперь можно идти спокойно. Если Рекс в доме — значит, снаружи никого. Наши собаки так и не смогли задавить в себе звериность до конца, и если ночью во дворе кто-то ходит — неважно, свой или гость, — пес не уйдет в дом. Будет бродить вокруг, нервно завывая: прекратите издевательство! Спать! Почему-то это не относится к нам, маленьким.
Кованая решетка ворот, конечно была закрыта — но разве это препятствие? По железным кольцам и лепесткам так удобно карабкаться. Несколько секунд — и я спрыгнул на улицу. Огляделся — где же Эмиль? А, вот он…
От забора отделилась высокая и тощая тень. Эмиля и в темноте трудно с кем-нибудь перепутать. Он уже почти как взрослый — ростом, конечно. Дядя, увидев моего друга, часто повторяет мудреное словечко "акселерация" — он вообще обожает незнакомые и непонятные слова.
- Ты что так долго? — недовольно шипит Эмиль, — я уж думал, ты струсил.
Вот еще… Скорее ты, приятель, струсишь.
- Ну и что — долго? Ты бы еще громче свистел, чтобы все мои наверняка проснулись!
Он недовольно замолкает. И рад бы поспорить, да не место и не время.
- Ладно, пошли, — примирительно говорю я. На всякий случай оглядываюсь на дом — вроде все тихо, ни одно окошко не светится.
