Волки-оборотни ворвались в жизнь Ханны Сноу, когда она сидела в кабинете психолога. А пришла она туда по совершенно понятной причине.
— По-моему, я схожу с ума, — тихо проговорила она, как только уселась в кресло.
— А почему вы так решили? — Голос психолога прозвучал ровно и успокаивающе.
Ханна сглотнула.
«Ладно, — сказала она себе. — Начнем по порядку. Манию преследования пока пропустим. Пропустим и то, что кто-то явно пытается убить меня… и эти сны, из-за которых я просыпаюсь с криком. Перейдем сразу к действительно странным вещам».
— Я пишу записки! — выпалила она.
— Записки. — Психотерапевт кивнул, постукивая карандашом по губам.
Молчание затянулось.
— Гм, и что, это вас беспокоит?
— Да! — Ханну вдруг прорвало: — Все было так хорошо. То есть в моей жизни было все в порядке. Я заканчиваю школу с хорошими отметками. В следующем году я даже буду получать стипендию от университета штата Юта. У меня много друзей. Но теперь все рушится… и все из-за меня. Из-за того, что я схожу с ума.
— Из-за того, что вы пишете записки? — озадаченно спросил психотерапевт. — Гм, может, анонимные письма? Или что-то вроде «узелков на память»?
— Вот такие записки. — Не вставая с кресла, Ханна бросила на стол смятые клочки бумаги и отвернулась.
Психотерапевт одну за другой изучал содержание записок. Рыжеволосый и голубоглазый, он показался ей славным парнем.
«Даже слишком молодой для мозгоправа», — подумала Ханна.
«Зовите меня просто Пол», — сказал он.
Он был доброжелателен и тактичен.
«И я ему понравилась», — подумала Ханна.
Она вспомнила, каким восхищением вспыхнули его глаза, когда он открыл парадную дверь и увидел ее силуэт на фоне пылающего заката.
Правда, потом, когда она вошла в комнату и он увидел ее лицо, этот заинтересованный взгляд внезапно потускнел и сделался подчеркнуто безразличным.
Но это не огорчило ее. Ханна уже привыкла к тому, что окружающие, как только замечали огромное родимое пятно, изуродовавшее ее лицо, начинали проявлять чрезмерное сочувствие.
Это пятно бледно-земляничного цвета перерезало ее щеку наискось под левой скулой — будто кто-то обмакнул палец в краску и мазнул им по лицу. Избавиться от него не удавалось: врачи дважды удаляли его с помощью лазера, но пятно всякий раз появлялось вновь.
Пол внезапно закашлялся. Девушка вздрогнула и повернулась к нему.
— «Не доживешь до семнадцати», — прочитал он вслух, перебирая клочки бумаги. — «Вспомни о Трех Реках — НЕ ВЫБРАСЫВАЙ эту записку». «Круг МОЖНО разорвать». «Май уже на носу — ты знаешь, что тогда случится». — Пол взял последнюю записку. — А в этой всего три слова: «Он уже идет». — Пол разгладил листки и взглянул на Ханну: — Что все это значит?
— Я не знаю.
— Вы не знаете?
— Я их не писала, — проговорила Ханна сквозь зубы.
Пол моргнул и стал постукивать карандашом еще быстрей:
— Но вы сказали, что писали их…
— Это мой почерк. Это я признаю.
Главное было начать. Теперь слова хлынули из нее потоком.
— Я нахожу эти обрывки в таких местах, куда никто, кроме меня, не мог бы положить их… в моем ящике для носков, в наволочке моей подушки. Когда я проснулась сегодня утром, то обнаружила, что эту последнюю записку держу в кулаке. Но на самом деле я их не писала!
Пол торжествующе взмахнул карандашом:
— Все ясно. Вы просто не помните, что писали их.
— Да, не помню. Потому что я не делала этого. Я бы никогда не стала писать ничего подобного. Это полная чепуха.
— Ну… — Тук-тук. — Это еще как сказать. «Май уже на носу» — что будет в мае?
— Первого мая мой день рождения.
— Это, значит, через неделю? Через неделю и один день. И вам исполнится?..
— Семнадцать, — выдохнула Ханна.
Она увидела, как психотерапевт взял еще один листок — она уже знала какой. «Не доживешь до семнадцати».
— И вы уже в выпускном классе? — удивился Пол.
— Ага. В детстве мама учила меня дома, а потом отдала сразу в первый класс вместо детского сада.
Пол кивнул.
«Наверное, решил, что я будущая карьеристка», — подумала Ханна.
— Вам никогда… — Пол сделал тактичную паузу, — вам никогда не приходили мысли о самоубийстве?
— Нет. Никогда. Я бы никогда не сделала ничего подобного.
— Хмм… — Пол нахмурился, уставившись в записки.
Молчание затянулось, и Ханна принялась разглядывать кабинет. Это была обычная комната, но обставленная так, как положено приемной психотерапевта. Здесь фермы разделяли долгие мили, а городов было раз-два и обчелся. Так же дело обстояло и с психологами — вот почему Ханна пришла именно сюда. Пол Уинфилд был один на всю округу.