Нармине Таривердиевой посвящается
Нигяр медленно шла по площади Фонтанов. Она вдыхала воздух с привкусом нефти, моря и пыльного ветра. Смотрела на лица прохожих: восточные черты, темпераментная жестикуляция. Непривычно удивило такое количество праздных людей на улицах в рабочее время и преобладание черного цвета в одежде. В солнечном, ярком городе, большая часть его жителей была одета в черный цвет.
Она не думала ни о чем. Она смотрела, чувствовала и подсознательно старалась запомнить что видела, хотелось отложить впечатления в папку памяти, на потом. У бакинского арбата, она остановилась, с любопытством разглядывая картины и поделки местных умельцев. Преобладали картины, написанные специально для скорой продажи. В основным встречались виды старого города, причем один и тот же вид в старой крепости, с удаляющимся фаэтоном, встречался у нескольких художников, и почему-то копии пейзажей Шишкина. Иногда можно было набрести на действительно стоящую картину, и естественно, купить ее задаром. Иностранцы хорошо были осведомлены и пользовались этим обстоятельством, покупая картины на импровизированном вернисаже.
— Нигяр, неужели это ты, ни за что бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Ты все такая же красивая, совсем не меняешься.
Молодой человек подошел к Нигяр вплотную, и только тут она узнала своего старого знакомого Фуада, который когда-то еще в другой жизни, ухаживал за нею.
— Разве ты не знаешь, я не меняюсь с детского сада. Какая там была, такая и осталась.
Он засмеялся:
— И такая же колючка.
Он взял ее под руку и они двинулись, не спеша, вперед. У него появилась совершенно новая спокойная, уверенная походка.
«Наверное он при деньгах», — подумала она и услышала его такой же уверенный как походка голос:
— Мы встретились с тобой в удивительный день. Сегодня День влюбленных, День Святого Валентина. Ты разве не знала. Это судьба.
Она поморщилась от банальности вывода.
— Сначала скажи да, а потом я тебе кое-что предложу.
Нигяр замешкалась и разволновалась. Ставший почти незнакомым за столько лет мужчина, просит согласиться неизвестно на что.
Он заметил ее реакцию. Всегда был чутким:
— Ты что подумала. Вообразила себе, бог знает что? Это тебе не Америка. Я хочу пригласить тебя сегодня вечером в ресторан «Русь».
— А почему «Русь»? С каких пор тебя тянет на славян. Со времени расставания со «старшим русским братом»? Ностальгия замучила. Не горюй, без старшего брата мы не останемся. У нас их несколько, на выбор. Главное не промахнуться с выбором.
— Извини дорогая, ресторана «Сан Франциско» у нас еще нет. Наверное будет, но пока нет. Почему «Русь», потому что там неплохая программа. Поет Манана и вообще очень мило.
— Конечно пойдем, мой хороший.
— Вот это мне понравилось. Я согласен. Твой и хороший. Я тебе не задал самый главный вопрос. Ты уже догадалась какой.
— Ну конечно, этот вопрос у тебя в глазах с первой минуты нашей встречи. Нет, я не замужем. Свободна как птица в полете.
— Ну и прекрасно. Про меня и говорить нечего. После твоего отъезда я так и не нашел женщину, хотя бы похожую на тебя. Жду тебя сегодня в семь часов у твоего дома. Надеюсь дом тот же.
— Ты все угадал.
Они расстались. Оба с одинаковым нетерпением и любопытством ожидали вечера.
Нигяр тщательно готовилась к предстоящему вечеру. Она выбрала темный шелковый брючный костюм в тонкую полоску. Он очень шел ей. Туфли лодочки на высоком каблуке. Ей трудно было объяснить самой себе, чего она ожидала от предстоящего вечера. Фуад был для нее приятным воспоминанием, не более. Она никогда не была влюблена в него. И все же его новый облик заинтриговал ее. Мать заметила ее оживление и с интересом спросила:
— Куда ты так наряжаешься. Я тебя очень прошу, во-первых, если задержишься позвони. Во-вторых, не будь такой ироничной и придирчивой ко всем. Попробуй быть проще. Посмотришь насколько тебе станет легче жить.
Мать конечно была права. Нигяр сама чувствовала, что ее излишняя эмоциональность мешала ей. Она никогда не могла промолчать и не увидеть там, где ей было выгоднее промолчать. В Америке она научилась терпению и выдержке. Но натура осталась прежней. Терпение давалось с трудом. Иногда наступал кризис и выливались все сдержанные, накопившиеся обиды и страдания. После такой встряски она долго приходила в себя физически и морально. Нигяр знала за собой и боялась таких проявлений своего темперамента.
Она не любила опаздывать и ровно к семи часам была готова и вышла из дома. У подъезда она увидел Фуада рядом с новеньким фольксвагеном.
— Садитесь мисс. Он галантно открыл дверцу машины.
Нигяр отметила и его элегантность и ненавязчивый запах дорогого одеколона.
— Какая у тебя шикарная машина.
— Рабочая машина пролетариата.
— Ты забыл уточнить: немецкого пролетариата.
— В конце концов совсем маленькая разница.
У ресторана стояло множество иномарок. Фуад поставил свою машину так, чтобы не мешать выехать другим машинам. Они вошли, оставили верхнюю одежду в гардеробе. Нигяр посмотрела на себя в большое зеркало и с удовольствием отметила, что на нее смотрит не только она сама, но и окружающие мужчины. Фуад подошел к ней, очевидно гордясь своей спутницей. В зале был полумрак. На столах горели свечи. Музыканты тихо играли приятную блюзовую музыку. Они прошли в конец зала.
