Никак я не мог понять — почему моя собака ужасно не любит мебель. Пока она, мебель, неподвижна, все в порядке, отношение вполне лояльное. Но стоит сдвинуть с места стол или стул — начинается либо злобная истерика, либо пес, гнусно поджимая обрубок хвоста, сворачивая набок голову, уходит, нет, не уходит — я даже не знаю, как назвать то, что он делает, — на полусогнутых, задом движется он в другую комнату.
Я пытался поить его валерьянкой, так мне советовали. Я пытался его воспитывать. Перед самым его носом швырял стул, со страшным грохотом раздвигал модный или модную диван-кровать, вытаскивал из кладовки стремянку и с размаху кидал ее на пол. Чихал он на все это. Больше того, после каждого такого эксперимента он с вожделением смотрел на мой карман — не дам ли я ему сахарок за приличное поведение. Но когда, скажем, утром я, вставая, отодвигал от дивана стул, он опять либо шарахался и уныло убредал, либо начинал злобно брехать. И ни черта я не мог с ним поделать.
Один мой умный приятель сказал мне:
— Надо понять. Пойми причину и устрани ее. И все будет в порядке.
«Пошел ты к черту со своими советами», — подумал я, но не сказал, так как приятель желал мне и моей собаке добра. Пойди, пойми причину!.. И я продолжал эксперименты.
И пришла однажды к нам знакомая старушка. Пса она увидела в первый раз, но они сразу друг другу понравились.
— Эй, рыжий, — сказала старушка. — Я уже старая и ты на меня не прыгай. В нос лизни — это, пожалуйста.
Они поцеловались, и весь вечер он от этой старушки не отходил. Чай вместе пили. Кончили пить чай, старушка встала и отодвинула стул. Пес поджал хвост и, гнусно вихляя задом, вышел в коридор, развернулся и начал истерично орать. Старушка удивилась.
— Такой хороший, — сказала она, — и такой идиот.
Я объяснил ей про мебель. Тогда она взяла стул и отломала у него одну ножку. Дернула как-то на себя, и ножка осталась у нее в руках. Мы ахнули. Моя жена особенно ахнула. А могучая старушка отбросила ножку в сторону и со стулом о трех ногах вышла в коридор прямо в пасть злобно лающему псу.
— Кретин, — сказала старушка. — Чего ты орешь? — Она поставила стул перед его носом. — Здесь же только три ноги, а не четыре. Понял, дурак?
Пес замолчал. Склонил голову сперва на один бок, потом на другой, дотошно обнюхал три ноги стула и совершенно спокойно пошел спать на свой лежачок.
На утро я двинул перед его носом стулом. Пес понюхал три ножки, рыкнул на четвертую и пошел за моим ботинком — пора было гулять.
Пришли с прогулки, и я опять, вроде бы нечаянно, двинул перед его носом стул. Не орал. Снова обнюхал ножки, рыкнул и успокоился.
Я позвонил старушке.
— Что вы ему сказали? — спросил я. — И что делать дальше?
— Милый, — сказала старушка, — у всякой мебели четыре ноги, а у всякой собаки рефлексы. Оторвите четвертые ноги у всех ваших столов и стульев, и собака будет спокойна. Или не заводите собаку.
— Спасибо, — сказал я.
С этих пор все стулья у меня о трех ножках. И всё нормально. Валерьянку принимает жена.
1993 г.
