Стояла тихая октябрьская ночь. На вершине крутой скалы урожай кукурузы был собран, а стебли сложены штабелями, напоминая соломенные хижины. Яркая, серебристая луна сияла над спокойным морем. Вдали виднелся силуэт угольщика – брига «Френдшип», покачивавшегося на волнах. Его паруса казались флагами маленького войска, изготовившегося к сражению.
Сияние полной луны проникало в самую чашу леса, тесным кольцом окружавшего вершины скал. Низенькая робкая фигурка в черном монашеском одеянии и башмаках до колен, спотыкаясь, тащила длинный футляр из черной кожи, явно боясь отстать от высокого надменного мужчины с белыми, развевавшимися на ветру волосами.
Неподалеку, затаившись под кустом и мечтая о свежей зайчатине, дремала лисица; вдруг ее пробудил потревоженный чем-то олень – он вылетел из подлеска и ринулся в гущу и тьму Уайкского леса.
– Что это? – Коротышка замер, его голос дрожал и срывался. В страхе он уронил футляр на землю и судорожно вцепился в плащ своего спутника, стараясь держаться к нему как можно ближе в этой темной осенней ночи. – Оно здесь! – взвизгнул он пронзительно. – Я его вижу, оно вон там, между деревьями.
Высокий мужчина схватил его за ухо:
– Спокойно, Бидл. Мир обойдется без твоих воплей.
Коротышка прищурился, словно пытаясь разглядеть что-то во тьме, но при этом весь спрятался под плащом своего спутника. Бидл не любил темноту и терпеть не мог ночь. Пусть наслаждаются этим храбрецы, он же предпочел бы проводить ночи у камелька в трактире, слушая рассказы о дальних странах, о войнах в чужих краях, о контрабандистах, да еще попивая при этом теплое, пенистое пиво.
Но здесь, на вершине крутой горы, Бидл чувствовал себя чужим, он не принадлежал к этому миру. Лес был пристанищем страшилищ, злых ведьм, всякой нечисти и тулаков. Их-то Бидл боялся больше всего. Это были непонятные, невидимые создания тьмы. Они могут незаметно прокрасться к вам ночью, напустить на вас темную, удушливую мглу и лишить всякой воли к жизни. Люди рассказывают, что они забираются в дома через открытые окна и, словно темным одеялом, накрывают собой мирно спящую и ничего не подозревающую жертву. Стиснутая, сжатая со всех сторон, жертва уже не способна сопротивляться. Тулаки отнимают у человека все силы и наполняют его мозг чудовищными, кошмарными видениями. На самом деле эти видения и есть тулаки, и они будут преследовать несчастного до конца его дней. Тулаки оставляют человека обессиленным и безвольным, с провалившимися глазами из-за бессонных ночей, проведенных в постоянном страхе, что они вернутся.
Стоило легкому бризу шевельнуть побуревшую, хрусткую листву меж деревьев, как Бидл вцепился в плащ своего спутника еще отчаяннее.
– Это человек… или это… они? – Он выговаривал слова с трудом; его правая нога то и дело подворачивалась, веки нервно подергивались, во рту пересохло, язык словно прилип к нёбу.
– Они? – фыркнул высокий ему в физиономию. – Кто такие они? Ну?! Ты что, онемел? Что тебя так перепугало?
Бидл втянул голову в плечи и спрятал лицо в душных складках черного плаща своего сердитого компаньона.
– Там тулак, – выдавил он замирающим голосом, надеясь, что так они его не услышат.
Его спутник поднял руки и приставил ладони ко рту раструбом; сделав глубокий вдох, он взревел диким, утробным голосом:
– Тулак! Тулак! Тулак!
По лесу прокатилось эхо, лисица выскользнула из-под куста и мгновенно скрылась в подлеске. Над головами путников с деревьев взвилась устроившаяся было на ночлег стая черных-пречерных дроздов и закружилась над кронами, наполнив ночное небо резким карканьем; в лунном свете это похоже было на танец теней.
– О, нет! – воскликнул вне себя от ужаса Бидл. – Умоляю, отец Демьюрел, не произносите этого слова, они услышат, и придут, и схватят нас… Моя матушка говорила…
– Нас, Бидл? Ты сказал – нас»?! – резко оборвал Демьюрел укрывшегося под его плащом, дрожавшего всем телом слугу. – Я не боюсь никого и ничего на свете, а вот у них есть все основания бояться меня. Сегодня, приятель, ты увидишь, кто я есть на самом деле, но ты не обмолвишься об этом никому ни словом. Я повелеваю созданиями куда более страшными, чем тулаки. Посмей только заикнуться о том, что тебе предстоит увидеть нынешней ночью, и ты никогда больше не решишься сомкнуть глаз, сам не захочешь дожить до следующего захода солнца. Ну а теперь прибавим шагу, нас ждет дело; корабль ожидает свершения своей судьбы, я же – своей.
Демьюрел схватил Бидла за шиворот, рывком поднял на ноги и потащил по тропе вниз, к морю. Воспротивиться Бидл не мог. Он прислуживал викарию Торпского прихода уже двадцать лет. Когда ему исполнилось одиннадцать, его отослали служить Демьюрелу за пенни в неделю, на всем готовом; он спал в конюшне на свежей соломе и одну субботу в месяц мог не работать. Люди считали, что ему повезло, – хилый сухоножка, он был никому не нужен. Демьюрел оказался суровым хозяином, скорым на самую грубую брань, а еще более скорым на руку. Иногда Бидл пробирался в церковь и, укрывшись в заднем углу, слушал его гневные проповеди с кафедры, сулившие геенну огненную, вечное проклятие, кипящие котлы, наполненные кровью, змей и всяческие ужасы, кои ожидают неверующих.
