Повелитель теней - [5]

Обитатели Торпа высыпали на берег, осматривали разрушения и подбирали все, что, по их мнению, еще можно было как-то использовать. Обадиа Демьюрел, викарий Торпа и всех земель, что лежали к югу, ринулся в самую гущу копошившихся на берегу людей и вскочил на невысокий утес. Теперь он возвышался над толпой, разбиравшей обломки потерпевшего крушение брига – ящики, паруса, искореженные бочонки, разбросанные по всему берегу. Бидл, его слуга, хромал за ним следом; боль от вчерашнего падения терзала его сейчас еще острее, чем накануне. Разбитый «Френдшип» лежал на боку в сотне метров от берега, легкая зыбь плескалась вокруг него.

– Дамы и господа, мы стали свидетелями великой трагедии. Множество достойных людей, члены команды этого корабля, погибли в волнах, мы должны также похоронить наших земляков, жителей Бейтауна. Да не уподобимся мы кладбищенским ворам!

Каждое его слово было пропитано фальшью. Вокруг него столпились люди, одни роптали, другие стенали. Демьюрел повысил голос:

– Право на спасенное после кораблекрушения имущество принадлежит мне, вашему викарию.

– Весь мир принадлежит тебе, викарий! – выкрикнул из толпы юнец с парой стоптанных башмаков, связанных бечевкой и перекинутых через шею; громко засмеявшись, он нырнул в толпу и скрылся за спиной дюжего рыбака.

Рыбак схватил его за ворот ветхой, драной куртки и поднял в воздух. Воротник треснул, ткань вокруг шеи порвалась; мальчик колотил рыбака ногами.

– А ну отпусти меня, ты, мешок рыбьих костей! – кричал он.

Рыбак крутанул его с силой и бросил наземь; мальчик покатился к берегу, то поднимаясь на ноги, то оскальзываясь и снова падая, пока не угодил прямо в лужу у подножия камня, на котором стоял Демьюрел.

– Томас Баррик! – заорал последний. – Мне и так следовало знать, что это был ты, молокосос! У тебя не только молоко на губах не обсохло, но еще и зад мокрый!

Глядя на мальчишку, вскочившего на ноги и отряхивавшего сзади штаны, толпа захохотала. Он повернулся и зашагал прочь.

– Друзья мои, – продолжал Демьюрел, – проявим себя по-настоящему достойными людьми. Все, что вы отыщете, несите в дом вашего викария, и я составлю точный список находок. В канун Дня Всех Святых мы устроим распродажу на набережной в Уитби, а выручку разделим между всеми, кто сейчас находится здесь.

Несмотря на слащавую улыбку, лицо его оставалось недобрым и замкнутым.

Как подобает послушным прихожанам, бейтаунцы согласно кивали. Верзила рыбак крикнул:

– Викарий дело говорит! Соберем все, что удастся найти, и распродадим на набережной.

Рыбак, довольный собой, кивал самому себе. Томас обернулся и крикнул рыбаку:

– Ты заодно с палачом, а он-то водит тебя за нос. То, что ты соберешь, на торги не поступит. – Он посмотрел поверх голов на Демьюрела. – Вы только одно скажите, викарий, вы и с этой распродажи сдерете свою десятину? Как всегда?

– Не слушайте эту козявку! – закричал Бидл. – Мальчишка слишком ленив, чтобы потрудиться со всеми, и слишком упрям, чтобы признать это. Да только ему же оно выйдет боком, когда придется сухую корку жевать, если кто подаст.

Бидл сам был поражен, что выскочил с этакой речью. Еще минуту назад он и не собирался говорить ничего такого. Толпа одобрительно загудела, Бидл выпятил грудь, вдруг ощутив себя важной персоной. Его уши запылали, и он радостно подергал носом.

Томас поднял гладкий, круглый камешек.

– Я не против поработать, Бидл. Еще одно слово, и я собью эту бородавку с твоего носа. Где был ты в ту ночь, когда моя мама горела заживо в нашем коттедже? – Он отвел руку с камнем назад, прищурил один глаз и прицелился.

Какая-то старуха, не оборачиваясь, махнула Томасу рукой – уходи, мол, отсюда – и пожурила ласково:

– Хватит тебе, Томас, здесь не время, да и не место для таких разговоров. Оставь викария, пусть творит свое дело, не то окажешься перед магистратом.

– Мне-то хватит, но вы попомните мои слова: этот человек что-то замыслил, и замысел его не от Бога. Всем вам – каждому – это дорого обойдется, дороже самой жизни. – Слезы гнева выступили на его глазах, и он с силой швырнул камень в скалу.

Довольный Демьюрел улыбнулся Бидлу и тихо сказал ему:

– Пускай себе швыряет камни, но еще немного – и он узнает, что я Повелитель теней. И очень скоро его жизнь погрузится во тьму.

Томас повернулся и пошел вдоль берега по гальке в ту сторону, куда длинным языком вытянулись в море грязное месиво и глина из-под обрушенного утеса, отделив залив от Чертовой скалы. По глинистому склону он вскарабкался на скалу и свернул под покров леса. В голове бушевала жаркая ярость, он шел и глотал слезы, изо всех сил стараясь не заплакать.

Томасу Баррику было тринадцать лет. Всю свою жизнь он прожил в Торпе и никогда не бывал нигде дальше Уитби. Его отец погиб в море во время сильнейшего шторма, когда Томасу было семь лет. Он жил вместе с матерью в коттедже, арендованном у церкви. Собственно говоря, в этом домишке было всего две комнаты, одна над другой, и отхожее место во дворе, коим пользовались еще три таких же коттеджа. Деревни Пик и Торп принадлежали викарию. Каждый дом, постоялый двор, ферма и лавка выплачивали ему ренту, а также десятину – и десятина, взимаемая решительно за все, шла Демьюрелу лично, прихожане никогда ни единого пенни из этих денег не видели.