Последний из Секиринских

Последний из Секиринских

Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812 — 1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Жанр: Историческая проза
Серия: Библиотека исторической прозы
Всего страниц: 41
ISBN: -
Год издания: 1996
Формат: Полный

Последний из Секиринских читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Необходимо знать, что род Секиринских, подобно другим польским дворянским родам, восходит, если не родословной), то гербом, к XI веку. Но, к удивлению моему, геральдикам нашим этот герб был неизвестен, потому ли, что его легко было смешать с другими гербами, или же потому, что одни только Секиринские его употребляли. Он состоял из топора на красном поле, простого топора, какими теперь рубят дрова, орудия, впрочем, очень древнего, как видно из того, что в тысячелетних могилах находят, если не железные, то каменные топоры.

Не могу ничем другим объяснить горькой обиды, нанесенной геральдиками этой достопочтенной и древней фамилии, как только ее размножением и следствием размножения бедностью; а, может быть, тут замешалась какая-нибудь особенная неприязнь к ней. Как бы то ни было, только я знаю, наверное, от покойника Петра Корниковского, стольника Пурского, что Секиринские не без основания считали себя едва ли не старшим дворянским родом в Польше и ценили выше, чем кто-либо свой позабытый герб. Они утверждали, что предок их, Собеслав Секира, получил в свой герб секиру в кровавом поле от короля Болеслава Великого за защиту его особы от чехов. Он основал на пожалованных ему землях местечко Секирин и, сверх того, пятьдесят деревень, населенных разноплеменными пленниками. Тот же покойный Петр Корниковский, стольник Пурский, пользуясь особенным расположением Лонгина Секиринского, слышал от него самого, что род их пользовался некогда даже княжеским титулом, — но впоследствии, при раздроблении имения, добровольно его оставил.

Несмотря, однако, на свою бедность, Секиринские заботливо сохраняли предание о своем происхождении и питали соответственную тому гордость. Стольник Пурский видал в их доме сильно закоптелое генеалогическое дерево, которое представляло вырастающий из лядвеи лежащего в латах с секирою в руке рыцаря дуб (символ долговечности), усыпанный бесчисленными именами Секиринских. Между этими именами некоторые прославились такими подвигами, о которых сама история не знает, и никто не перечел бы всех булав, печатей, мирт и других принадлежностей знаменитости, украшавших родословное дерево Секиринских.

Однако по закону общей превратности дел человеческих род этот, предоставляя обществу целую толпу доблестных мужей и плодовитых жен уже в XIV веке начал, видимо, клониться к упадку, так что ни великолепие генеалогического дерева, ни усилия его членов не могли возвысить его. Почтенные Секиринские знали недолговечность счастья и предавали себя воле Божией, но тем не менее действовали для сохранения своей прежней славы. Напрасно! Как спускающаяся с горы телега сперва ползет потихоньку, а потом, чем далее, катится быстрее и быстрее, наконец летит отчаянно и разбивается о камни — так и величие, слава, значение доблестного дома неудержимо рухнули, по общей судьбе всего временного и преходящего.

Судьба как будто смеялась над падающими Секиринскими. Сперва они размножились чрезвычайно, особенно по женской линии, которая разнесла родовое имущество по разным, только что возникавшим из мрака неизвестности, домам; а потом, через несколько поколений, все Секиринские оказались только в лице одного представителя, пана скарбниковича Черского, Лонгина Секиринского. Горько было это пану Лонгину, но он утешал себя надеждою на славное потомство и воспоминанием миновавшего величия. Часто покойник говаривал стольнику Пурскому: «Пали царства Ассирийское, Вавилонское, пали Тир и Сидон, Пальмира и Троя, почему бы вашему роду не подвергнуться участи всего великого?» — и произносил это (по словам покойного стольника) с таким убеждением, с такою важностью, с таким величием, что часто и сам пан Корниковский — особенно когда бывал не в духе — заливался слезами. Нужно же было судьбе еще устроить так, чтобы Секиринские заранее вкусили горечь могильного забвения: их давнее величие забыли почти все; мало того, оно сделалось предметом шуток, и дворяне самого недавнего происхождения считали себя гораздо важнее Секиринских, к крайней их досаде.

Один из таких господ, сосед последнего представителя исчезнувшей знатности, некто Вихула, в противность всякой учтивости, нахально занимал выше их место в костеле, на сеймиках и на дворянских съездах. Пан скарбникович терпел все это великодушно, как будто не замечая, чтобы не заводить ссоры с ничтожным шляхтичем; но до какой степени это было ему больно, не раз высказывал наедине пану Корниковскому.

— Смотри, друг, — говаривал он, — не извращение ли это света, чтобы Вихуле, который прапрадеда моего не знал, мог первенствовать передо мною, потомком гетманов, сенаторов! Но таков, видно, порядок вещей на земле, и язычник Гораций не раз намекал на это в своих стихах.

На такие жалобы пан Корниковский отвечал успокоительными, беседами о бренности всего земного и часто по целым вечерам; слушал предания о листьях описанного мною дерева, которое висело в столовой. Рассказчик возводил свой род выше времен Болеслава Великого, однако это не услаждало горькой истины, что; дед его владел одною деревушкою Секиринских — «Секиринском», названною, как он говорил, по имени их старинного города Секирина, а сам он — уже только частью этой деревушки. Но, беднея все более и более с каждым поколением, Секиринские женились не иначе, как на девицах старинных фамилий и предпочитали чистоту дворянской крови приданому. Вследствие этой мудрой родовой политики и пан скарбникович Черский Лонгин Секиринский, сочетался браком с убогой девицей Кунигундою Плецкою, предки которой были, как он слыхал, в родстве с Ягеллонами.


Еще от автора Юзеф Игнаций Крашевский
Фаворитки короля Августа II

Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.


Неустрашимый

«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».


Старое предание

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.


Кунигас

Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.


Графиня Козель

Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.


Сумасбродка

«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).


Рекомендуем почитать
Мудрость для двоих

Двое – мужчина и женщина… Основа земного бытия в них – и в них же силовое поле всех радостей, противоречий и горестей жизни. Как они сосуществуют, как живут до самой старости, как ведут себя в быту, какие испытывают человеческие страсти и соблазны, как влюбляются и разочаровываются?Хочется надеяться, что читатели, листая эту книгу в размышлениях о той или иной сложной житейской ситуации, обязательно найдут в ней такие афоризмы, которые парадоксальным образом помогут вывести их из состояния отчаяния, безысходности или просто печали.А, главное, всегда дадут возможность посмотреть на происходящее и на себя самого со стороны.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


При свете Жуковского

Книгу ординарного профессора Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики (Факультет филологии) Андрея Немзера составили очерки истории русской словесности конца XVIII–XX вв. Как юношеские беседы Пушкина, Дельвига и Кюхельбекера сказались (или не сказались) в их зрелых свершениях? Кого подразумевал Гоголь под путешественником, похвалившим миргородские бублики? Что думал о легендарном прошлом Лермонтов? Над кем смеялся и чему радовался А. К. Толстой? Почему сегодня так много ставят Островского? Каково место Блока в истории русской поэзии? Почему и как Тынянов пришел к роману «Пушкин» и о чем повествует эта книга? Какие смыслы таятся в названии романа Солженицына «В круге первом»? Это далеко не полный перечень вопросов, на которые пытается ответить автор.


Моя шоколадная беби

Все, как в голивудском кино, но на фоне русских декораций темнокожая детдомовская сиротка пробивает себе место под солнцем в столичных джунглях. Богатый папик, раненый гангстер и дождь роскошных бриллиантов – белая полоса в жизни мулатки Кэт. Но вот капризный сценарий ее судьбы переворачивает все с ног на голову: в папика стреляют, гангстер ударяется в бега, а шоколадную красотку обвиняют в убийстве и сажают в московский изолятор с клопами. Правда, остаются бриллианты!..


Экзотические птицы

Совсем недавно Тина была счастлива и любима — ив одночасье потеряла ВСЕ.Нет больше сил бороться с самоуверенной и жестокой бывшей женой возлюбленного, отказывающейся «отпустить» мужа.Нет больше сил терпеть одиночество.Даже любимая работа, которая когда-то была для нее смыслом жизни, больше не радует.Неужели жизнь проиграна и не осталось даже надежды?О нет! Надежда остается ВСЕГДА. И однажды в черной бездне отчаяния внезапно забрезжит свет. Свет счастья. Свет спасающей, исцеляющей ЛЮБВИ…


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


Молитва за отца Прохора

Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Перстень Борджа

Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.


Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.