Спрингдейл, Индиана
Четверг, 23 ноября, 23:45
Он не сводил довольного взгляда с языков пламени. Дом пылал.
Ему чудились крики: «Помогите! Господи, помогите!» Он надеялся, что эти крики звучат на самом деле, а не только в его воображении. Надеялся, что их терзает мучительная боль.
Они оказались в ловушке. На целые километры вокруг ни единого другого жилья, некого позвать на помощь. Он мог бы достать мобильный телефон. Вызвать полицию. Пожарников. Уголки его губ поползли вверх. Но зачем? Они наконец получили то, чего заслуживали. Наконец. И то, что получили они это из его рук, только… справедливо.
Он не помнил, как поджигал дом, но понимал, что больше некому. Не отрывая взгляда от горящего здания, он поднес ладони к носу. Понюхал кожаные перчатки. Уловил исходящий от них запах бензина.
Да, это сделал он. И он чувствовал отчаянную, глубочайшую радость от того, что поступил именно так.
Он не помнил, как ехал сюда. Но как иначе он здесь очутился? Он узнал дом, хотя никогда в нем не жил. Если бы он здесь жил, все было бы иначе. Если бы он здесь жил, Шейн остался бы цел и невредим. Возможно, Шейн и сейчас был бы жив, а глубокая, бурлящая ненависть, о которой он так долго не вспоминал, возможно, никогда бы не возникла.
Но он здесь не жил. Шейн был один, агнец среди волков. А к тому времени, когда он вышел и вернулся, его брат уже не был счастливым мальчиком. Когда он вернулся, Шейн ходил, опустив голову, а в его глазах читались стыд и страх.
Потому что они причинили ему боль. Гнев кипел и булькал. В этом доме, который должен был стать для Шейна убежищем, в этом доме, который сейчас был охвачен поистине адским пламенем, Шейну причинили такую боль, что он никогда уже не стал прежним.
Шейн умер. И теперь они испытывают ту же боль, какую испытал он. Это… справедливо.
Он догадывался: то, что бурлящие в нем ненависть и гнев время от времени выплескиваются на поверхность, неизбежно. Ведь они составляли с ним единое целое — столько, сколько он себя помнил. Но причина гнева… Причину эту он скрывал ото всех. Включая себя самого. Он так долго ее отрицал, так хорошо пересказывал свою выдумку… Даже ему не всегда удавалось вспомнить правду. Существовали целые отрезки времени, о которых забыл даже он. О которых он заставил себя забыть. Потому что воспоминания причиняли слишком сильную боль.
Но теперь он вспомнил. Каждого, кто поднимал на них руку. Каждого, кто должен был защитить их, но не защитил. Каждого, кто смотрел в другую сторону.
Все произошло из-за того мальчика. Мальчика, который напомнил ему о Шейне. Мальчика, который взглядом просил его о помощи. Просил его защиты. Сегодня вечером во взгляде мальчика появились страх и стыд. Этот взгляд отбросил его на много лет назад. Отбросил в то время, которое он очень не хотел вспоминать. Когда он был… слабым. Жалким. Ни на что не годным.
Он прищурился, глядя, как языки пламени лижут стены деревянного дома, пылающего ярко, словно сухой хворост. Он уже больше не слаб, не жалок и уж точно на что-нибудь да сгодится. Теперь он берет, что хочет, и к черту последствия!
Отодвигая в сторону гнев, вперед осторожно выползал здравый смысл — он к этому уже привык.
Иногда, к сожалению, последствия посылали к черту его самого. Особенно в тех случаях, когда гнев брал над ним верх, — вот как сегодня вечером. Сегодня отнюдь не первый случай, когда он отступает и смотрит на дело своих рук, будучи практически не в состоянии вспомнить, как же так вышло. Но пожар он устроил впервые…
Он нервно сглотнул. Этот пожар был первым за долгое время. Но не первым поступком такого рода. Необходимым поступком. Поступком, который привел бы в тюрьму, если бы его поймали. Настоящую тюрьму, а не в Центр заключения для несовершеннолетних — в Центре, конечно, было довольно тяжело, но вполне терпимо, если ты не полный идиот.
Сегодня он совершил убийство. И не жалел об этом. Нисколько. Но ему повезло. Дом стоял в уединенном месте, вдалеке от любопытных глаз. Но что, если бы дом находился в обычном городском районе, где рядом куча соседей? Что, если бы его заметили? Он постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «Что, если меня поймают?»
Однажды бурлящий гнев втянет его в такие неприятности, из которых без посторонней помощи ему не выбраться. Гнев управлял им. Делал его уязвимым. Он заскрежетал зубами. А уязвимость — это качество, которого он никогда больше в себе не допустит.
Внезапно ответ на этот вопрос показался ему удивительно простым. Гнев должен исчезнуть.