— Ну и где, скажи на милость, демоны вас столько времени носили? Должно быть, бельверусские красотки оказались чудо как хороши, что ты не спешил возвращаться! Или всему причиной немедийское вино?
Вместо ответа, Конан с усталым вздохом потянулся в кресле, поудобнее устраивая гудящее после долгой скачки тело. Еще бы! Ведь последние десять дней он провел в седле, торопясь скорее оказаться в Коринфии. Потянувшись за кувшином, он в очередной раз наполнил — и тут же осушил вместительный кубок.
— Нет, с коршенским никакое другое вино не сравнится,— тоном знатока отозвался он наконец, словно и не замечая раздражения собеседника, которое, впрочем, было напускным, вызванным исключительно тревогой за безопасность киммерийца и его спутницы.— Конечно, пуантенское тоже неплохо, да и розовое аргосское…
— Зубы-то мне не заговаривай! — Однако Грациан тоже не выдержал, рассмеялся с облегчением.— Почему вы так задержались?
— О, это целая история. Пусть лучше Палома тебе расскажет. Я у нее был вроде мальчика на побегушках, так что подробностей не знаю. Сам понимаешь, она у нас девица боевая, самостоятельная…
Грациан хмыкнул при упоминании о своей подопечной, наемнице бельверусской тайной службы, которую он две луны назад вызволил из тюрьмы, где ей грозила казнь за убийство. В благодарность за спасение, та помогла коринфийцу раскрыть заговор Черного Кречета — воинственного немедийского Ордена, грозившего захватить графство Коршен.
Вместе с Конаном Палома отправилась в Бельверус, чтобы навсегда покончить с этой угрозой, а заодно и разоблачить высокопоставленного предателя в самом Коршене. Однако имя этого человека узнать им так и не удалось.
— Похоже, эту тайну барон Скавро унес с собой в могилу, будь проклята его черная душонка! — заключил киммериец свой рассказ обо всем, что произошло в столице Немедии.
Грациан пожал плечами.
— Признаться, я не слишком-то и рассчитывал на удачу. Хотя меня не оставляет мысль, что если бы я мог сам отправиться с вами… Э, да что говорить!..— Он со злостью стукнул кулаком по колену.
Конан с сожалением посмотрел на коршенца. Физическое увечье Грациана было темой, которую оба обычно старательно обходили в разговоре. Но сейчас Месьор сам заговорил об этом, и северянин рискнул высказать наконец то, что уже давно тяготило ему душу:
— Знаешь, я все думаю… Если бы тогда этот парень, которого ты послал меня отыскать, подоспел вовремя… Кром свидетель, уж я бы выпустил кишки из того подлеца, что на тебя напал! Как вспомню об этом — прямо от злости все кипит. Если бы я был рядом!.. Если бы только я мог отыскать этого ублюдка!
Вмиг посерьезневший, Грациан поднял на киммерийца глаза. Усталый, больной взгляд калеки, обезноженного, вот уже несколько лет прикованного к креслу…
— Ты благородный человек, друг мой,— вымолвил он прочувственно.— Возможно, один из самых благородных, кого я знаю… Но перестань себя казнить — что случилось, того не воротишь. И если бы даже ты нашел того, кто пустил эту злосчастную стрелу… ноги мне уже не вернешь. Так что не стоит и говорить об этом! И потом — у меня остались верные друзья. Это важнее всего.
Сам Конан с ужасом думал о постигшей Грациана судьбе — деятельной натуре киммерийца невыносима была мысль о вынужденной неподвижности, и если бы — храни Кром! — ему довелось оказаться на месте коршенца… Об этом лучше даже не помышлять! То, что Месьор не сошел с ума, не озлобился на весь белый свет, было невероятным чудом. К тому же, он не утратил интереса к тому, что творится вокруг, хотя сам уже едва ли мог играть какую-то активную роль в событиях. И за это северянин уважал его еще больше.
— Ладно,— засмеялся вдруг Грациан.— Что-то мы оба расчувствовались, словно плакальщицы на похоронах. Хватит об этом — пора поговорить о делах.
— Ага! — Довольный, киммериец потер ладони.— Ты опять что-то замыслил? Вот и отлично! По мне, так ничего нет хуже, чем сидеть сложа руки! Давай, выкладывай…— Сейчас, глядя на подтянутого, горящего боевым духом наемника, никто не поверил бы, что этот человек только вернулся из долгого, полного смертельных опасностей путешествия. Он вновь рвался в битву!
— Собственно, замыслил не я,— пояснил Грациан.— Так получилось, что помощь нужна одному моему другу. Впрочем, вы с ним знакомы. Это Гарбо, помнишь его?
Гарбо? Конан нахмурился. Они встречались всего один раз, и свела их опять же Палома — когда они все вместе искали убийцу барона Скавро и распутывали заговор Кречета в Коршене. Парень показался северянину тертым пройдохой с повадками убийцы, и как выяснилось позже, он не ошибся. Гарбо был одним из главарей воровского «дна» в Коршене, третьим человеком в местной преступной иерархии. Сам Конан немало якшался с подобными людьми в Шадизаре и Аренджуне, да и в других местах, так что прекрасно представлял себе, с кем имеет дело. Но что может связывать этого человека с Грацианом? Ведь тот все же был пусть и незаконным, но отпрыском правящей династии Коршена!
Без обиняков, верный себе, он так и спросил Месьора. Тот засмеялся коротким, лающим смехом.
— Мы с Гарбо — одного поля ягоды. Хуже того, родичи. Двоюродные братья, и оба бастарды. Мать его была обычной потаскушкой, зато отец… Бывший наследник коршенского трона, смешно сказать!