Глава I
Замечательный сыщик
Осенним хмурым утром 1904 года, в тот промежуточный час, когда рабочий люд уже давно разошелся по фабрикам и заводам, а фабриканты, помещики и люди тому подобных занятий пьют в постели кофе или досматривают последний сладкий сон, в узкие ворота местного охранного отделения быстро прошел человек не совсем обычного вида. Человек кивнул жандарму, стоявшему у ворот, и, войдя в первый подъезд, стал подыматься по крутой и грязной лестнице.
Во втором этаже у двери с надписью: «Отдел наружного наблюдения» он остановился, взглянул на дверь и не спеша вынул из кармана синий клетчатый платок.
Он был одет в долгополое, потертое пальто и круглую шляпу, слегка сдвинутую на морщинистый лоб. На вид ему было лет пятьдесят. Над впалым ртом топорщились подстриженные бурые усы, проницательные глаза блестели из-под седых бровей. Он был высок и сутул, сгибался все время вперед, будто высматривая что-то. Шел он неслышно, вкрадчивой и быстрой походкой.
Вынув платок и зажав его в левой руке, вошедший слегка отвернулся и, поднеся к носу два пальца, высморкался на пол с трубным пронзительным звуком. Он вытер пальцы о полу пальто, расправил платок и провел им по коричневому носу. Затем он открыл дверь и шагнул в шумный коридор охранки.
В этот коридор с обеих сторон выходили белые облупленные двери. Мимо стройного ряда дверей шныряли юркие человечки в штатском и звенели шпорами блестящие жандармы. Кучка из трех филеров стояла возле первой двери.
Один из них выглядел почтенным господином в мягкой фетровой шляпе, в золотых солидных очках и с тростью с костяным набалдашником. С приятной улыбкой на плоском лице он рассказывал что-то грязному оборванцу. Тот слушал, заложив руки в карманы, с фуражкой, сдвинутой на затылок. Здесь же стоял третий филер — с бородавкой на носу, одетый в новое студенческое пальто.
— Ферапонту Ивановичу почтение! — дружески приветствовал вошедшего первый. Старик подал ему морщинистую руку. Поздоровавшись так же с двумя другими, он двинулся в конец коридора.
— Большого ума человек! — значительно сказал филер в очках, смотря ему вслед. — Голова… В начальники метит!.. Смотрит-то, смотрит как! Видали? Не без того, что новое дело! Значит, готовьте кому-нибудь кандалы, господа тюремное начальство!..
— Он тоже из филеров… из наших?.. — спросил юноша в студенческом пальто. Он был новичок, работал второй день и не знал еще местных знаменитостей.
— Из наших? — собеседник блеснул золотом очков. — Из наших? Эх, вы, молодой человек! Из наших он, да не из наших! Ферапонт Иваныч — это звезда-с! Без Ферапонта Ивановича, может, и охранки не было бы никакой! Одного жалованья ему сто в месяц выходит… Знаете ли вы, что есть Ферапонт Иваныч?
Он поднял палец и строго посмотрел сквозь стекла очков. Молодой человек был смущен. Он покраснел и стал теребить свою бородавку.
— Ферапонт Иванович Филькин, — продолжал оратор, — тридцать лет бессменно на посту борется с революционной крамолой. Проницательность и ум — вот что такое Филькин! Отвага и преданность делу — вот что есть Ферапонт Иванович. Намедни его превосходительство генерал-губернатор, посетив охранное, Ферапонта Ивановича к себе призвал! Да-с! Улыбнуться изволил и при всех ему руку пожал! «Вы, — говорит, — Ферапонт Иванович, наша гордость! В Европе, — говорит, — Шерлок Холмс и Пинкертон, а у нас — вы!» И из собственного портмоне радужную вынули и Ферапонту Ивановичу подарили. Вот, молодой человек, что есть Ферапонт Иванович!..
— Я слышал — еще Архимедов… Тоже хороший сыщик, — нерешительно возразил молодой человек. Господин в очках и оборванец посмотрели на него с изумлением.
— Архимедов — щенок! — крикнул господин в очках. — Архимедов в охранном без году неделю служит. Да разве можно сравнить! Ферапонт Иванович — и Архимедов! — оборванец фыркнул и поднял худые плечи.
— Ферапонт Иванович образованный семьянин! Семью в страхе божием держит, — густым голосом сказал оборванец.
— И верующий, церковь посещает в табельные дни! — поддержал очкастый с жаром.
— А чтобы выпить — ни-ни! Иеромонах! — с искренним сожалением докончил оборванец.
Между тем, тот, к кому относились все эти лестные похвалы, миновал коридор и открыл крайнюю дверь с надписью: «Архив». Он вошел в комнату, плотна уставленную шкапами. Шкапы тянулись вдоль стен, их ровные полки были заполнены рядом тяжелых альбомов.
«Партия социалистов-революционеров (террор)», — чернела надпись над одним шкапом. «Партия анархистов», — гласила надпись рядом. «Партия социал-демократов (большевиков)». «Партия»… «партия»… «партия»… Надписи тянулись вокруг всей комнаты, обозначая каждый вместительный шкап.
Около окна, за широким столом, возле длинных ящиков с разноцветными табличками сидел, согнувшись, и писал горбатый человек в круглых железных очках. Он поднял голову и взглянул на Филькина.
Ферапонт Иванович кивнул ему головой и, с минуту поколебавшись, направился к шкапу с надписью: «большевики»…
Теперь, на втором десятилетии советской власти, у нас уже есть слова, которые утратили живой смысл, служат лишь напоминанием о навсегда ушедших днях. Таких слов много, все они относятся к мрачным временам самодержавного режима. Среди этих слов есть слова: охранник, филер, провокатор.