Перед тем как постучать в дверь, консьержка слегка кашлянула и сказала, поглядев на каталог магазина “Бель-Жардиньер”, который держала в руках:
— Вам письмо, мсье Гир.
И потуже затянула на груди шаль. За темной дверью послышалось какое-то движение. Словно что-то шелестело, то слева, то справа, то как будто шаги, то шуршание ткани, то звяканье фаянса. Серые глаза консьержки, казалось, проникали сквозь дверь, по следу невидимых звуков. И наконец звуки приблизились. Ключ повернулся в замке. В дверях возник освещенный прямоугольник, обои в желтых цветочках, край мраморного умывальника. Навстречу консьержке протянулась рука, но она не заметила этой руки или не разглядела ее толком, потому что ее пытливый взгляд зацепился за другой предмет. Окровавленное полотенце, все в темно-красных пятнах, бросалось ей в глаза на холодном мраморе умывальника.
Створка двери тихо закрылась, отталкивая консьержку. Ключ опять повернулся в замке, и тогда она спустилась на четыре этажа вниз, время от времени останавливаясь, чтобы поразмыслить. Консьержка была тощей, и одежда висела на ней, как на тех скрещенных палках, что служат пугалом в огороде; нос ее был мокрый, веки красные, руки потрескались от холода.
За стеклянной дверью привратницкой девочка в фланелевом комбинезончике стояла перед тазом с водой, поставленным на стул. Ее брат, уже одетый, развлекаясь, брызгал в нее водой: со стола еще не была убрана грязная посуда.
На стук открывшейся двери мальчишка обернулся, девочка тоже, лицо ее было в слезах.
— Вот я вас…
Отпустив сыну оплеуху, консьержка вытолкала его на лестницу.
— Мигом в школу. А ты, если еще будешь реветь… Она слегка встряхнула девочку и надела на нее платье, дергая ее за руки, как марионетку. Потом убрала в чулан таз с мыльной водой, направилась к двери, но вернулась.
— Ты кончишь хныкать?
Консьержка все о чем-то думала. Что-то явно засело в ее голову. Она хмурилась, глазки беспокойно бегали. Машинально кивнула жильцу с третьего этажа, проходившему мимо привратницкой, и внезапно, набросив на плечи вторую шаль, выбежала на улицу, не забыв прикрыть печную дверцу.
Подмораживало. На дороге, проходившей через Вильжюиф в Фонтенбло, машины замедляли ход из-за гололедицы, вокруг радиаторов вился пар. Слева, всего в ста метрах, находился перекресток. По обеим сторонам его располагались кафе. Посередине стоял регулировщик. Густой поток транспорта двигался по улицам пригорода к въезду в Париж — трамваи, автобусы, машины. А справа, через два дома отсюда, сразу за последним гаражом, дорога уже превращалась в загородное шоссе и начиналась сельская местность, деревья, поля, побелевшие от инея.
Консьержка, дрожа от холода, все еще стояла в нерешительности. Она приподняла было руку, чтобы привлечь внимание человека, стоявшего в конце улицы, но он этого не заметил, и тогда она подбежала к нему и тронула за рукав:
— Пойдемте, на минуточку.
Она вернулась в дом, не оглядываясь на него, подтащила дочку к стулу и усадила в уголок, чтобы не мешала.
— Входите. Не стойте тут, он вас увидит. Она не то запыхалась, не то была чем-то взволнована. Взгляд ее то и дело перебегал от коридора к этому человеку, так и не снявшему шляпу. На вид ему было лет тридцать.
— Вчера я еще не совсем была уверена, но сегодня кое-что увидела и теперь голову даю на отсечение, что это все мсье Гир.
— Это который?
— Такой, маленького роста, чуть полноватый, с завитыми усиками, ходит всегда с черным портфелем под мышкой.
— Чем он занимается?
— Никто не знает. Утром уходит, вечером приходит. Я ему отнесла наверх каталог, и когда он приоткрыл дверь, увидела полотенце, все в крови…
Вот уже две недели, как инспектор с двумя помощниками проводил в этом квартале целые дни, а порой даже ночи, наблюдая за его жителями, и уже знал чуть ли не каждого в лицо.
— А кроме этого полотенца… — начал он. Консьержка была взволнованна:
— Да я с первого дня — в воскресенье это было, помните? — на него подумала. Нашли тогда на пустыре женщину. Ваш сотрудник меня расспрашивал, как всех консьержек. Так вот, мсье Гир в тот день вовсе не выходил из дома. Значит, он ничего не ел, потому что по воскресеньям всегда ходит за покупками в колбасную на улице Гамбетта. Смотрите…
На лестнице послышались шаги. В коридоре, по ту сторону застекленной двери, было темно, но они все же разглядели маленького человечка с портфелем под мышкой. Консьержка и инспектор одновременно наклонились и нахмурились, потом полицейский торопливо вышел из дома, пробежал до тусклого фонаря и вернулся уже не спеша.
— У него большой пластырь на щеке.
— Да, я видела.
Суровые глаза консьержки смотрели куда-то вдаль.
— Значит, это не то, — сказал инспектор, уже собираясь уйти.
Но она лихорадочно вцепилась в его руку.
— Стойте! Я хотела убедиться… Смотрела-то я главное на полотенце, а все-таки…
Лицо ее перекосилось, как у медиума в трансе. Она заговорила медленнее, понизив голос. Девочка соскочила со стула.
— Вот поклясться могу, что у него ничего с лицом не было, когда я ему каталог передала. Я на него, конечно, не смотрела, а все-таки видела, и если что, сразу бы заметила…
