«Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод»
(Конституция Российской Федерации. Ст. 46, п. 1).
Но называется ли то, что описано в этой книге, именно судом?
Уважаемый читатель! Вы можете себе представить ситуацию, чтобы в России начала XXI века некий «простой электрик», сделавший скрутку из медных и алюминиевых проводов и ставший таким образом действительным виновником пожара; пожара, в котором сгорела бы элитная квартира олигарха, победил бы последнего в судебном споре аргументами типа: «я тут не при чем». И решение это, несмотря на все старания олигарха доказать, что «электрик не прав», подтвердили бы суды всех инстанций, вплоть до Верховного суда РФ?
Смеетесь?
И я вот тоже. …А если наоборот, если олигарх – глава корпорации по управлению и ремонту многоквартирных жилых домов допустил «халтуру». Сможет ли «простой электрик» доказать в суде правоту своих претензий?
– Вопрос интересен. …Вы говорите, дело происходит в России?
– Именно.
Эта книга, как и многие другие мои исследования, навеяны вполне конкретными жизненными событиями – побудительными толчками к началу писательского процесса. В данном отношении занятия философией оказались существенно схожими с кухней настоящего художественного творчества: процесса, который сложно расшевелить «пинком» внешнего воздействия[1], однако он оживляется и расцветает пышным цветом самоопределения, когда на стороне «повара» возникает желание «создать нечто такое, что идет от души».
…Конечно, в творческой биографии у меня были работы заказного характера (и таких работ было немало), когда побудительным мотивом являлся «пинок обязательств». Труды эти[2], увы, – не самая лучшая часть теоретического наследия.
Однако многие из работ все-таки создавались по основанию свободы воли. Таковыми стали, как ни странно сие звучит, существенно, во-первых, мои аттестационные исследования, в которых научные руководители оказывались (по судьбе) более помощниками, нежели диктаторами, а я сам реализовался более «вольным художником», нежели «студентом»[3]. Во-вторых, были таковыми (думаю, что в большинстве) работы, опубликованные в созданном и зарегистрированном мною в марте 1995 года журнале «Казачье самообразование».
Исходно (не официально, а для меня лично) главной функцией журнала было как удовлетворение ответа на потребность обрести трибуну вольного самовыражения[4], так и элементарная «контора по регистрации авторского права на интеллектуальную собственность»[5], соответственно, журнал вполне отвечал своему-моему экзистенциальному замыслу[6].
В-третьих, существенную часть «относительно вольного научно-философского творчества» составляют материалы тех научных конференций, участвуя в которых я позиционировал себя лично более, нежели ту организацию, которую представлял, от имени которой выступал, как и той, особым интересом которой детерминировалось проведение научного собрания. Получалось это далеко не всегда, но все-таки подчас получалось…
В данной связи хочу отметить, что конференции, в которых я участвовал главным образом по узкой необходимости создания отчета по выполняемой преподавателем вуза научной нагрузке[7], действительно составляют лишь часть общей численности конференций, фигурантом которых я был. Так уж получилось, что однажды судьба дала мне в руки шанс побыть не только в качестве участника, но также в роли организатора вузовской науки. Шансом я воспользовался, организовав научное направление, посвященное исследованию истоков российской и мировой культуры и под реализацию названного проекта организовав цикл научных мероприятий.
В качестве организатора и ведущего участника в итоге я получил возможность сам определять как тематику, так и допустимый уровень научности публикуемых материалов, что отвечало идее постмодерна, существования в повышенной переживаемости «сиюмоментного бытия», без веры и без заботы о «грядущем величии моменто-завтра» и тем более «великого светлого будущего», которое почему-то надо обязательно «жертвенно ускорять» в его приходе…
Постмодернистское отношение к …науке также стало существенным основанием свободы в исследовательской сфере, в том числе по линии конференц-позиционируемых исследований[8].
Однако действительной свободой творчества я старался развернуться и реально мог этого достигать вполне только на уровне монографического творчества.
Монография – такой жанр исследовательской деятельности, в котором более, чем где-либо еще, предполагается изложение собственной точки зрения автора, причем так, что здесь гораздо труднее уклониться в область «псевдо-», в область «творений на заказ», нежели при создании статьи[9]. Именно поэтому моноавторская монография – мой любимый жанр творчества, жанр, в котором соблазн впадения в «соцреализм прямого и косвенного идеологического курирования» не столь просто реализуем, нежели в случае, повторюсь, когда речь идет о написании специальной научной/философской статьи в тематически ориентированный научный журнал[10], либо, когда вопрос ставится о «коллективной монографии», исходно предполагающей искусственную гармонизацию порой отчаянно не совпадающих точек зрения
