Удивительно, как мало человек меняется с годами, если все удары судьбы смягчаются толстой прокладкой из денег. В нашем классе учился юноша по фамилии Кут — Дж. Г. Кут, известный так же под именем Чокнутого Кута. Это прозвище он получил оттого, что каждым его шагом, казалось, управляли пустые и глупые суеверия. Мальчики — натуры трезвые и практические. У них не встретит сочувствия одноклассник, отказавшийся покурить с товарищами за углом гимнастического зала — причем не от излишней нравственной щепетильности, которой Кут, к его чести, не страдал, а единственно на том основании, что видел утром сороку. Именно так он и поступил, и тогда его в первый раз назвали Чокнутым. Прозвище прилипло намертво, хоть нас и поймали на первой же сигарете, а мускулистый директор школы обошелся с нами довольно решительно — то есть, сорока Чокнутого, возможно, кое в чем понимала толк. В продолжении пяти счастливых школьных лет, пока мы не разъехались по своим университетам, я звал Кута только Чокнутым. Чокнутым я назвал его и в тот день, когда мы случайно столкнулись в Сандауне, сразу после трехчасового заезда.
— Что-нибудь выиграл? — спросил я после обмена приветствиями.
— Проиграл. — Ответил Чокнутый грустным, но не горестным тоном плутократа, который может себе такое позволить. — Я ставил десятку на Моего Лакея.
— На Моего Лакея! — я не поверил своим ушам. Это животное даже на предварительной пробежке вокруг паддока выказывало признаки летаргической сонливости и крайнего утомления, не говоря о склонности спотыкаться о собственные ноги. — Но зачем?
— Ну да, я полагаю, у него не было шансов, — согласился Кут, — но на прошлой неделе Спенсер, мой слуга, сломал себе ногу, и я подумал: а вдруг это знамение?
Тут я и понял, что, несмотря на усы и брюшко, он остался всё тем же Чокнутым из нашего класса.
— И что, ты всегда ставишь по этому принципу? — поинтересовался я.
— Ты не поверишь, как часто он работает. В день, когда мою тетку поместили в частное заведение, я выиграл пятьсот фунтов на Сумасшедшей Дженни, на кубке Юбилея. Сигарету?
— Спасибо.
— О, Господи!
— Что такое?
— Карманники. — С запинкой сказал Чокнутый Кут, вытаскивая из кармана дрожащую руку. — У меня там был бумажник, а в бумажнике — почти сотня фунтов! Меня обокрали.
В следующую секунду, к моему удивлению, на лице его появилась слабая, покорная улыбка.
— Ну, это уже два. — Пробормотал он тихо.
— Чего два?
— Два несчастья. Ну, ты же знаешь, такие случаи всегда приходят по три. Когда со мной случается какая-нибудь гадость, я просто готовлюсь еще к двум. Теперь, слава Богу, всего одно осталась.
— А какое было первое несчастье?
— Я же говорил: Спенсер сломал себе ногу.
— Я бы сказал, что это одно из трех несчастий Спенсера. При чем здесь ты?
— Ну знаешь, мой дорогой, я за это время весь извелся. Его теперь подменяет какой-то бездарный осел из агентства. Вот, посмотри! — Он вытянул стройную ногу. — Это что, стрелка?
С точки зрения моей собственной скромной мешковатости, я назвал бы «это» отличной стрелкой на брюках. Но Чокнутый выглядел очень недовольным, и мне оставалось только посоветовать ему стиснуть зубы и держаться. Тут позвонил колокол на забег в три тридцать, и мы расстались.
— Да, кстати, — сказал Чокнутый, уходя — ты придешь на той неделе на встречу класса?
— Приду. И Юкрич придет.
— Юкрич? Господи, да я его сто лет не видел.
— Вот и увидишь. А он наверняка выпросит у тебя денег в долг — вот тебе и третье несчастье.
Я тоже удивился, что Юкрич решил посетить ежегодный обед выпускников Рикинской школы, в которой мы оба, так сказать, получали образование. Да, угощение обещало быть отменно приготовленным и обильным, но билет стоил полсоверена, а приходить полагалось в вечернем платье. Хотя Юкрич иногда располагал десятью шиллингами (вырученными в ломбарде под залог вечернего костюма), или вечерним костюмом (взятым напрокат за десять шиллингов) — для него необычно было иметь сразу и то и другое. Тем не менее, слово он сдержал, и перед банкетом зашел ко мне на квартиру за предварительной порцией подкрепляющего, безупречно одетый, готовый к торжеству.
Я спросил — возможно, бестактно — какой банк он ограбил.
— По моему, на прошлой неделе ты говорил, что у тебя туго с деньгами — сказал я.
— Было туже, чем эти проклятые брюки. — сказал Юкрич. — Корка, мальчик мой, никогда не покупай вечерний костюм в магазине готового платья! Оно всегда негодное. Но сейчас все позади, старина, я начал новую жизнь. В прошлое воскресенье мы сорвали в Сандауне экстраординарный куш.
— Мы?
— Фирма. Я же тебе говорил, что покупаю долю в букмекерском бизнесе.
— Ради всего святого! Не хочешь же ты сказать, что он приносит тебе доход!
— Приносит доход? Милый мой, да как же он может не приносить дохода! Я с самого начала говорю: это золотая жила. Богатство смотрит мне прямо в лицо. Позавчера я даже купил полдюжины сорочек. Это тебя убедит.
— Сколько ты получил?
— В каком-то смысле, — сентиментальным тоном продолжал Юкрич, — даже жаль, что все так закончилось. Я хочу сказать, эти беззаботные, нищие дни были не так уж и плохи, а, Корка, старина? В жизни был азарт. Она была стремительной, живой, интересной. Богатство опасно: расслабишься, обрюзгнешь, и пиши пропало. С другой стороны, и у него есть свои преимущества. Пожалуй, в общем и целом, я не жалею, что разбогател.
