Я стояла в круглой белой комнате, где только одно окно в виде иллюминатора нарушало монотонность. Вид снаружи был лишь чернильной пустотой. Запах вод и гниющих водорослей проникал в трещины, где осыпался силикон. Я не знала, где была и зачем я здесь была. Но я знала, что меня что-то призвало.
Я развернулась, вдруг заметив дверь, и увидела шафранового цвета сияние, льющееся из-под нее, тускло освещающее пустынные стены. Холодный воздух проникал вместе со светом и покалывал на моих босых ногах. Синий лак на пальце на ноге облупился, и казалось, что у меня лишь половина ногтя. Это привлекло мое внимание и к холодному паркетному полу с грубыми занозами.
Свет погас. Дверь открылась почти беззвучно, и сильный порыв арктического ветра ударил по моему телу, развевая ночную рубашку вокруг меня, словно розовый полиэстеровый флаг.
Половицы заскрипели. Я ощутила вес неведомого тела, что шло по ним к моим ногам. Я не могла сдвинуться, да и не была уверена, хочу ли.
Свет снаружи комнаты снова зажегся, резко озарив воздух. Глаза покалывало. Стук заполнил уши. Я закрыла их руками, пока не поняла, что звук издает мое сердце.
В дверях я увидела силуэт человека.
Сердце и стук замерли. Мужчина пришел за мной, масса необъятной злобы. Я кричала и кричала, пока не стала видеть лишь черные глубины силуэта. Я упала в него, упала во тьму, в бесконечный крик.
Пока…
Ладони схватили меня за руки и подняли. Они трясли меня, пока тьма за моими глазами не превратилась в слепящую белизну.
И вдруг я оказалась в своей спальне под спутанными простынями, а сестра Ада нависала надо мной. Ее лоб сморщился в тревоге, она выглядела из-за этого старше, чем на свои пятнадцать лет.
Она отпустила мои руки и отступила.
- Ты напугала меня до чертиков, Перри, - проворчала она.
Я приподнялась на локтях и осмотрела комнату, плакаты на стенах и стопки пластинок и дисков в углу, успокаиваясь их знакомым видом. Электрогитара, которую я трогала редко, была прислонена к подоконнику – приятный контраст с моей коллекцией плюшевых зверей.
Я посмотрела на будильник. Две минуты до того, как он начнет неистово звенеть. Видела я все размыто, словно все еще не до конца вернулась в себя.
- Ну? – сказала Ада, скрестив руки. Она все еще была в пижаме, но ее неловкий макияж был тщательно нанесен.
- Что «ну»? – повторила я.
- Кхм, привет! Объяснишь, почему твои крики заставили меня отбросить тушь на взмахе и прибежать сюда?
- У тебя хороший слух?
- Перри!
Ее голос граничил с пронзительным шипением. Ада всегда была в стороне от подростковых страхов.
- Не знаю я. Приснился кошмар. Или что-то…
Это ведь был сон? Память раскалывалась на обрывки и осколки, чем больше я пыталась его вспомнить, тем сильнее ощущала пустоту. Но это чувство, это ужасное чувство страха цеплялось за мое сознание, словно липкая паутина. Даже яркое осеннее солнце, сияющее через окно, не прогоняло ее.
- Или что-то, - фыркнула Ада. – Звучало так, словно тебя убивают, знаешь ли. Повезло, что тебя не слышала мама.
Она вглядывалась в меня, пытаясь отыскать на моем лице признаки психического расстройства. Она часто так делала.
Я закатила глаза и встала с кровати, чувствуя неловкость, пока двигала толстыми бедрами под длинной футболкой «Bad Religion», что растянулась и служила ночной рубашкой. Ада была тонкой, как рейка, но в самом завистном смысле из возможных. Она унаследовала здоровую и приятную внешность шведки со стороны мамы. Гладкая кожа, яркие глаза, натуральные светлые волосы, которые она по какой-то причине обесцвечивала, и длинное тонкое телосложение.
Мне же повезло пойти в отца-итальянца. Низкая (мой рост 157,5 см) с густыми темными волосами и большими серо-голубыми глазами, что показывали мое настроение (как мне говорили). У меня были изгибы… по крайней мере, так я себе говорила, когда хорошо к себе относилась. На самом деле, я привыкла быть на шестьдесят фунтов тяжелее, но, несмотря на попытки худеть, этого не хватало. И я всегда винила себя в последних пятнадцати фунтах.
Я подошла к зеркалу и поискала на лице откровенные признаки безумия. Я выглядела ужасно, но так было часто по утрам, пока все не исправляли пять чашек кофе.
ДЗИ-И-И-ИНЬ!
Сработал будильник. Мы с Адой подскочили.
Она прижала ладонь к груди, а я подбежала и выключила будильник. Я быстро взглянула на нее.
- Я в порядке, Ада. Это был лишь сон. Я даже не помню, что там было.
Она вскинула подведенные брови.
- Ла-а-а-адно. Но если меня снимут с уроков, потому что с тобой снова произошел «случай», я расстроюсь.
Она развернулась и покинула комнату. Я фыркнула.
«Нет, не расстроишься, - подумала я. – Ты будешь рада любой причине, только бы уйти с уроков».
Честно говоря, я была бы рада причине пропустить работу. Я тяжко вздохнула. Теперь я ощущала странную печаль, когда волнение из-за сна прошло. Страх, что гудел в моих венах, быстро угасал в утреннем свете.
Я привела себя в порядок и покинула дом, отправившись к своему мотоциклу, что стоял у дороги. Хоть мое средство передвижения восхищало.
Знаю, знаю. Мотоцикл. Я все это слышала: «Это опасно, я умру, я выгляжу глупо». Это все так, но я бы не променяла Тыр-тыра ни на что на свете.
