Рязанская область, город Грибовка
Трое забулдыг распивали водку на пустыре, закусывали колбасой и лениво переругивались.
– Слышь, Толян, ты нам шашлык обещал!
– В другой раз. Что-то я продрог. Мокрая нынче осень, холодная.
– Может, костер разожжем?
– Сворачиваться пора, – отрезал Толян. – Темнеет уже.
– Ты че, боишься стакан мимо рта пронести? – захихикал коротышка в замусоленной куртке. – Или решил магарыч зажать?
Компания расположилась рядом с развалинами, которые когда-то были бараками, а теперь превратились в руины. Толян цыкнул на коротышку и погрозил ему пальцем:
– Будешь болтать, чупакабре скормлю!
Коротышка притих и невольно покосился в сторону развалин. Третий собутыльник, бородатый мужик с синим от пьянки лицом, поддержал Толяна:
– В бараках, говорят, нечистая сила завелась. Воет по ночам, как стая волков.
– Враки! – огрызнулся коротышка.
– А вот и нет, – возразил бородатый. – Мне батя покойный рассказывал, что их бригада эти бараки строила. Батя тогда молодой был, на экскаваторе работал, копал яму под фундамент…
– И че? Золотишко нашел?
– Не перебивай, – приструнил коротышку Толян. – Дай человеку сказать.
– В общем, зацепил батя ковшом бревна какие-то трухлявые, железяки разные… типа домашней утвари. А ночью ему страшный сон привиделся! Стоит над ним колдун и клюкой машет. Ты, дескать, мой дом разорил, покой нарушил. Не будет тебе прощения! Я, мол, до тебя доберусь! И добрался-таки. Батя по пьяни окурок бросил, занавеска занялась, наш дом-то и сгорел. Еле они с матерью успели выбежать, в чем были. Потом всю жизнь по общагам мыкались…
– На этом все и кончилось?
– Если бы! Батя запил по-черному, мать колотил… на меня руку поднимал. А рука у него тяжелая…
– Поэтому ты алкашом стал? – поддел его коротышка. – В папашу уродился?
– А ты, типа, трезвенник…
– У нас в Грибовке трезвенников раз, два и обчелся, – ухмыльнулся Толян. – Видать, колдун всех наказать решил, без разбору.
– Басни это все. Бред сивой кобылы.
Рассказчик пропустил реплику коротышки мимо ушей и продолжил:
– Батя не выходил из запоев, и все ему колдун мерещился! Так и помер в белой горячке… Как сейчас помню, лежит и бормочет: «Когда трое мертвых станут живыми, трое живых умрут, а двое встретятся – украденное вернется…» Я ему – «Батя, ты о чем?» – а он заладил одно и то же. Дескать, это колдун шепчет, а он за ним повторяет.
– А че украденное? – не понял коротышка.
– Не твоего ума дело! Я сам не знаю. Думаю, и батя не знал. Белочка, брат, не шутки! Она любого в бараний рог скрутит.
– Может, твой батя обокрал кого?
– Да не был он вором, – обиделся бородатый. – Чужого не брал, пил на свои, кровные. У матери мог последние копейки отобрать, врать не буду. А на чужой каравай рот не разевал.
Солнце село, и пустырь укрыли мглистые сумерки. Небо потемнело, тени стали черными, как деготь. Из зарослей потянуло прелью.
– Тс-ссс! – привстал Толян и повернулся в сторону руин. – Слышите? Шаги… Там есть кто-то!..
– Да псы бродячие, – ехидно заметил коротышка. – Кому там быть-то?
Бородатый не успел опровергнуть его слова, как будто из самой преисподней раздался жуткий нечеловеческий рык, шипение, свист. От этих звуков забулдыги онемели, оцепенели, протрезвели и, когда смогли сдвинуться с места, бросились врассыпную…
* * *
Москва
Осенью у Рената обострился бронхит. Поднялась температура, от кашля болела грудь. Он слег.
Лариса преданно ухаживала за ним, но ему становилось все хуже.
– Слушай, надо вызвать врача, – забеспокоилась она. – Я не знаю, что с тобой делать. Таблетки ты принимаешь, а толку ноль. Может, стоит антибиотики проколоть?
– Ты врач, тебе виднее.
– Я стоматолог. Бывший.
– Бронхит – это не смертельно, – успокаивал ее Ренат. – Полежу недельку, и все пройдет. Не впервой.
Ночью он бредил. Лариса трогала его лоб, совала под мышку градусник. Тридцать восемь… Она шла на кухню, готовила питье с аспирином, лимоном и медом. Будила Рената, тот недовольно ворчал.
– Нельзя было до утра подождать?
– У тебя бред! Хотя температура не очень высокая. Что тебе снилось?
– Чепуха всякая…
Он пил из принесенной Ларисой чашки, отводил глаза, кашлял.
– А все-таки, что снилось?
– Дождь… деревья… тучи…
– Ты кому-то все говорил: «Не стреляй!.. Ты с ума сошел!.. Не стреляй!..»
Ренат отдал ей чашку и улегся, укрывшись до подбородка теплым одеялом. Его знобило.
– Я такое говорил?
– Да. Я отчетливо слышала: «Не стреляй!»
– Ты же сама сказала, это был бред. Горы какие-то мерещились… непогода… Не приставай ко мне!
Лариса пожала плечами. Ренату плохо, и он, как все больные, капризничает.
– Ладно, спи…
Утром он отказался от завтрака, опять задремал и проспал почти до обеда.
– Есть будешь? – спросила она. – Я жаркое приготовила.
При мысли о мясе с картошкой Рената затошнило. Это отразилось на его лице, и Лариса понимающе кивнула.
– У тебя жар, аппетита нет. Но хоть что-то перекусить надо. Сладенького хочешь?
– Эклеры? – вяло осведомился больной.
– Свежие! – обрадовалась она. – Только что из кондитерской. С шоколадным кремом, как ты любишь.
