Илья Дегтярев пришел в училище электриков в такое время, когда ребята второго года обучения только что разъехались по стройкам на практику, а новичков поджидали с уборки колхозной картошки. Директор водил начинающего замполита по гулким мастерским, по классам и кабинетам. Оставшиеся в училище преподаватели и мастера, казалось Илье, не знали, куда девать себя от скуки в пустом, тихом здании.
Но вот в середине октября во двор вползло три автобуса. Из тесных дверей высыпались пестро одетые, долговязые, крикливые мальчишки, разбегались во все стороны: городские исчезали между кустами акации, посаженными вокруг двора вместо забора, приезжие — в двухэтажном общежитии. Из всех окон и дверей слышались бойкие голоса; куда ни глянешь — всюду подростки. Носятся по спортивной площадке, что-то тащат в мастерские и там гремят, стучат, о чем-то спорят и смеются…
Особенно хлопотно было ребятам в день выдачи им форменной одежды. Местные померили наспех, навязали узлы и унесли домой подгонять под свой рост. А мальчишки из общежития не чаяли, как быстрее нарядиться в форму, да не всем она оказалась впору. Столпились они у кладовой кастелянши, набились в комнату воспитательницы. Женщины ушивали им сорочки, передвигали пуговицы на пиджаках. И сами ребята пустили в ход ножницы, иглы.
Наконец мальчишки в меру подстриглись, переоделись в форму, многие впервые надели галстуки — и вроде бы повзрослели.
Начались занятия по расписанию.
Недели две к Дегтяреву никто не обращался за советом и помощью — ни преподаватели, ни ребята, словно был он среди них посторонним наблюдателем. Илья уж стал подумывать: и дальше ему быть спокойным на должности замполита. Даже не верилось ему, что он в техническом училище, где, по слухам, одни озорники-лихачи да хулиганы…
И вдруг заходит к Дегтяреву мастер Парков и сваливает на него заботу:
— Ну, так что, товарищ замполит, делать будем с вашим земляком Мороковым?.. — уперся о стол руками, с холодком глядя на светлый, густой ежик замполита, на молодое свежее лицо. И, наверно, думал: «С этаким девичьим обличьем быть замполитом!.. Заклюют наши ухари-чижи, не станут подчиняться мастеру». Паркову лет тридцать, выше среднего роста, коренаст, с белой вьющейся гривой, поперек широкого лба не то шрам, не то глубокая морщина придавала лицу выражение силы, самоуверенности. Дегтярев невольно испытывал перед мастером мальчишескую робость.
— Сидят-посиживают Мороков с Порошкиным в милиции…
— Как это в милиции?! — вырвалось у Ильи.
— В моей группе чтоб ноги их больше не было, — строго продолжал Вадим Павлович. — Я не мамка-нянька носы подтирать, я — мастер, ремеслу учу, так-то…
Дегтярев смущенно отодвинул от себя бумаги, будто мастер застал его за никчемным делом. За короткое время пребывания в училище Илья успел узнать, что Парков не считает своей обязанностью устраивать культпоходы и диспуты с подростками, не интересуется, читают ли они художественные книги, к родителям учеников не ходит.
— Мороков — бедовый парень, — почему-то виноватым голосом, точно о своем неслухе сыне или брате, сказал Илья. — Мать он за свою воспитательницу с пеленок не признавал, а отчимов — их было у него трое — в этом смысле тем более и в грош не ставил. Хотя, впрочем, одного из них, дядю Мишу, любил за доброту. День, бывало, Игорь в школе учился — неделю рыбачил, а то убегал в тайгу за кедровыми орехами… И что с ним делать?..
— Мороков и Порошкин еще в колхозе спелись, выкидывали номера, — не унимался мастер. — Один раз ночью, когда доярки шли с фермы, эти два чижа вылезли из кустов на высоких ходулях. Оглянулись бабенки, а за ними какие-то длинные тени вышагивают… Это не надо такое выдумать! В общем, присмотрелся я к дружкам и понял: за два года, кроме нервотрепки, от них ничего не жди…
— Да, заставит нас с вами мой землячок пить сердечные капли, падать в обморок, — согласился с мастером Илья.
— Как это заставит?! — на лбу мастера потемнела складка или шрам. — Что, хотите всучить мне этих чижей? Если будет по-вашему — я заявление на стол и бывайте. Я найду себе место, где надо учить, а не нянькаться.
Мастер быстро, твердым, решительным шагом вышел из кабинета. Илья опять придвинул к себе бумаги, но читать и писать расхотелось. «Однако же Парков мне нравится, — думал, — в нем есть что-то честное, прямое. Другой бы, наверно, не прочь иметь в своей группе односельчанина замполита, но этот…»
Илье вспомнился день приезда ребят из колхоза, Игорь Мороков, чумазый, весь какой-то мохнатый, подбежал к Дегтяреву.
— Илюха, ты ли это? — ловил его руку. — Вот таи встреча! Ну, теперь я живу!..
Мастера и преподаватели опешили, не знали, как и пресечь панибратское обращение подростка к замполиту. Первым нашелся старший мастер.
— Ты знаешь, с кем разговариваешь?..
— С Ильей… — Мороков, простодушно улыбаясь, шмыгнул утиным носом. — Да мы с ним из одной деревни Голубичной. Илюха свой парень, врубаетесь?
— Что такое «врубаетесь»? — напускно удивленно глядел вокруг старший мастер. — Товарищи педагоги, мастера, кто понимает язык Морокова? Переведите, пожалуйста.
— Это значит: вникаете, — весело пояснила молодая воспитательница Галина Андреевна. Она тоже вернулась из колхоза.