ПРЕДИСЛОВИЕ
ЧТОБ НЕ СТАТЬ ЧАСТИЦЕЙ ЧЕРНИ…
Екатерина Маркова
Близ холма, что всем известен
как гора Парнас,
я бесхитростных овец и
коз убогих пас.
Крючковатым был мой посох —
им – единый мах —
Я я ловил ягнят и нес их
В в гору на руках.
В те поры, как писали в древности, на Парнасе сменилась власть сталинских соц. реалистов, угодников и воспевателей лагерного социализма на хрущевских поэтов – шестидесятников, полубогов толпы, со значительными выражениями лиц, твердо знавшими, что сталинизм – зло, что необходимо вернуться к истине, а истина по тем временам, была – возвращение к ленинским нормам. А. Вознесенский писал «Лонжюмо», Е. Евтушенко прославлял юного вождя поэмой «Казанский университет». Героями стали «Комиссары в пыльных шлемах», а не их святые жертвы…
Все это случилось после разоблачительной речи Н. Хрущева на ХХ и ХХII съездах КПСС «О культе личности Сталина». В это время возникали разные группки не страшащиеся немедленной репрессии. Конечно, наиболее «крутые» как сейчас говорят, вроде ВСХСОНа питерского, боевой организации, карались почти что по-старому, знаменитая 58-ая статья, по которой расстреливали без суда, по признаниям выбитым пытками, заменена была на 70-ую только в 1961 году(антисоветская агитация и пропаганда). Но литературные группки существовали в наступившие «вегетарианские» времена, по слову Ахматовой, более менее спокойно. Единственно, членам этих кружков надо было где-нибудь работать, иначе – по указу «За тунеядство», часто давали реальные сроки, сажали таких интеллектуалов – книгочеев с уголовниками, пользовавшими несчастных «по понятиям»… (Этот указ отменили только в 1991 году)
В 60–е годы в МГУ возникла литературная группа СМОГ, аббревиатура расшифровывалась двояко – «Самое Молодое Общество Гениев» и «Смелость, Мысль, Образ, Глубина». Студенты дневного отделения могли не работать, а вот вечерники, заочники и просто вольные поэты вынуждены были идти в дворники, истопники, сторожи, т. е. в исконно крестьянско-люмпенские профессии…
Печатающиеся поэты, как правило, продолжали выполнять задачи Союза писателей СССР – «передовой идеологического фронта». Эта «передовая обеспечивалась тысячными тиражами книг, крупными гонорарами, домами творчества, госдачами в Переделкино… Служишь партии – получи.
Юные поэты уже не могли служить КПСС, и дело даже не в политике, просто по эстетическим соображениям… В СМОГ входило много поэтов – среди них Леонид Губанов, Александр Величанский, Аркадий Пахомов, Владимир Алейников, Юрий Кублановский… Все они, кроме Губанова, учились в МГУ… Часто заливали свою непризнанность дешевым алкоголем, травили плоть свою юную… Знакомились по стихам – Величанский был старше других, он уже поработал на шарикоподшипниковом заводе и отслужил в Армии:
«Сегодня возили гравий
и завтра возили гравий…
…А девочки шлют фотографии
и службы проходит срок,
скоро закончим с гравием
и будем возить
песок.
Молодого Юрия Кублановского поразили эти стихи, так о советской армии еще не писали. Величанскому понравились стихи Юрия, так подружились…
Все они не печатались, судьба их тогда была темна, неустроенна…
В семье Величанских была пишущая портативная машинка Олимпия, которую отец привез из США. На ней поэт печатал свои стихи, потом подшивал в общую коленкоровую тетрадь двумя цыганскими иглами. Так возникали самиздатовские сборники, по 10-15 экземпляров. Сборники эти расходились по рукам… В одном таком сборничке было напечатано, ставшее потом знаменитым «Под музыку Вивальди». Музыку написал Берковский, а запели молодые Никитины и поют до сих пор. Музыку эту исполнял даже оркестр Поля Мориа…
Слава Лен, исследователь творчества СМОГа, относит их поэзию к нарождающемуся бронзовому веку литературы. Думается, что поэты эти прямые продолжатели серебряного века, еще звучащего эхом в душах, пораженных страхом перед стальными законами государства.
Все же есть тепло в нас
и в бешенной стуже вьюг,
потому что «Бог наш
есть огнь поядающий»…
Александру Величанскому удалось единожды, в декабрьской книжке «Нового мире» за 1969 год, напечататься у самого А.Т. Твардовского, создавшего Журнал, как церковь для отмаливания своих и чужих грехов, журнал в котором пытался печатать Правду о временах террора против крестьянства, против интеллигенции… Александр Трифонович даже у Величанского спросил, нет ли у него чего-нибудь, разоблачающего Сталина.
В подборку вошло такое стихотворение:
Мы мстим, и мстим, и мстим, кому не весть,
Отмщенья ярость зверская – для нас большая честь!
Веками вечными одно лишь мщенье длилось…
О, если справедливость только месть,
И если в зверстве добродетель есть,
Будь они прокляты, добро и справедливость!
Во многом и сам «Новый мир» был посвящен мести сталинскому времени… Твардовский понял, казалось бы далекого по стилистике поэта. Интуиция гениального редактора его не подвела, хотя некоторые непривычные образы вызывали у него недоумение:
Озимые люди по избам сидят.
Спасибо соседи когда посетят:
Ведь время – не сахар, и сердце не лед,
И снежная баба за водкой идет.
Твардовский, со свойственным ему материалистическим мышлением, спросил. – «Значит есть и яровые люди?» И тем не менее опубликовал 10 стихотворений молодого, незнакомого (в смысле «племя молодое, незнакомое»), с осторожностью относясь к незримому будущему русской поэзии, осознавая, что дело имеет с талантом.
