Мне удалось разыскать в Италии могилу друга Пушкина Николая Корсакова. Ее искали давно, но безрезультатно.
…В 1825 году день основания Лицея — 19 октября — опальный поэт встречал в селе Михайловском — «в забытой сей глуши». Сейчас слово «глушь» применительно к Михайловскому звучит несколько странно. Некогда дальнее имение Пушкиных стало местом ежегодного паломничества сотен тысяч людей. Да и современные средства транспорта сделали его доступным для поездки даже на конец недели не только соседям-псковитянам, но и ленинградцам, и москвичам. Нетрудно, однако, представить себе то чувство одиночества, оторванности от мира, которое испытывал двадцатишестилетний «затворник» в своей «пустынной келье». Оно настроило его на печальный лад и вылилось грустной мелодией стихов:
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют…
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Уже несколько лет в кругу лицеистов первого выпуска недоставало их общего любимца — весельчака, сочинителя, певца и композитора, переложившего на музыку и несколько пушкинских стихов, Николая Корсакова:
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит…
А еще недавно как учителя, так и товарищи по Лицею дружно пророчили Николаю Корсакову незаурядное будущее. По единодушным их свидетельствам, веселый, общительный нрав, приятная внешность счастливо сочетались в нем с разнообразными талантами и тонким, проницательным умом. В душе был он, наверное, мечтателем. Сохранился его лицейский рисунок: уединенный дом над рекой, живописный мостик…
После окончания Лицея Корсаков вместе с тремя своими соучениками — Пушкиным, Горчаковым и Ломоносовым был определен на службу в министерство иностранных дел. Выдержав трудный экзамен, дававший право на работу за границей, он получил назначение в Русскую миссию в Риме. Молодым дипломатом запечатлел его в 1820 году на акварельном портрете художник И. Н. Эндер: серый сюртук с синим бархатным воротником, белое жабо, лицо серьезное, в руке какое-то письмо. И все же сзади — гитара.
Пока судьба не разбросала лицеистов в разные стороны, они продолжали встречаться. В дни празднования лицейской годовщины в 1817 и 1818 годах гитара и голос Корсакова по-прежнему звонко звучали в их компании. Известно, что и в 1819 году, в памятный день 19 октября, он хотел навестить Пушкина — заехал к нему, да не застал дома.
Удалось ли им свидеться до отъезда Корсакова в Италию? Быть может, болезнь уже тогда точила его изнутри и он предвидел свой близкий конец. В альбоме директора Лицея Е. А. Энгельгардта Корсаков оставил такую запись. «Еду в Рим, почтенный и любезный Егор Антонович. — Бог знает, вернусь ли. — Бог знает, увижу ли опять места, где провел много счастливых и приятных дней…» Меньше чем через год его не стало. Он умер от чахотки во Флоренции 26 сентября 1820 года. Было ему всего двадцать лет.
Все, кто знал Корсакова, горько оплакивали его безвременную кончину. Пушкин посвятил памяти друга элегию «Гроб юноши»:
……Сокрылся он,
Любви, забав питомец нежный;
Кругом его глубокий сон
И хлад могилы безмятежной…
Еще много лет спустя Энгельгардт рассказывал, ссылаясь на очевидцев, что в последний час Корсаков сочинил надпись для своего памятника. Ему сказали, что во Флоренции не сумеют вырезать русские буквы. Тогда он сам написал их крупно на листе бумаги и велел скопировать на камень. Надпись эта в том виде, как записал ее со слов Энгельгардта писатель В. П. Гаевский, тоже лицеист, но гораздо более позднего — 1845 года выпуска, должна была гласить:
Прохожий, поспеши к стране родной своей!
Ах! грустно умирать далеко от друзей!
Не эту ли надпись имел в виду Пушкин, вспоминая в Михайловском друга юности?
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Рассказ о кончине Корсакова, да и пушкинские строки о русской могиле в далеком чужом краю должны были крепко запасть в души лицеистов. Не забыл их и Горчаков, о котором поэт в том же стихотворении «19 октября» писал:
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
Блестящий дипломат светлейший князь Александр Михайлович Горчаков, как известно, стал впоследствии министром иностранных дел России. В середине же 1830-х годов он занимал должность секретаря Русской миссии в Риме, где за полтора десятилетия до того начал так быстро оборвавшуюся заграничную службу Корсаков.
