PARTURIENT MONTES …NASCETUR RIDICULA MUS[1]
Среди моих друзей и недругов разнесся слух, что мне известна новая версия о горе, которая родила мышь. Повсюду меня просят рассказать то, что я знаю, просят с таким пылом, который намного превосходит значимость всем знакомой истории. Честно говоря, я всякий раз отсылал любопытствующую публику к классическим текстам и самым модным новинкам. Но это никого не устраивало. Всем хотелось услышать историю из моих уст. От страстного нетерпения они, в зависимости от характера, переходили к угрозе и даже к насилию. Правда, некоторые флегматики выказали мне притворное равнодушие исключительно затем, чтобы как можно больнее ранить мое самолюбие. В общем, действо рано или поздно должно было состояться…
Вчера среди бела дня на меня напала группа разъяренных людей. Они заступили мне дорогу и, надрывно крича, потребовали, чтобы я рассказал все как есть. Многие прохожие, которые знать ни о чем не знали, тоже остановились, не подозревая, что станут невольными соучастниками преступления. С удовольствием примкнули к толпе посвященных, скорее всего, заинтригованные моим видом махрового шарлатана. Вскоре я оказался в плотном кольце людей.
Понимая всю безвыходность своего положения, я собрался с последними силами и решил покончить со своим добрым именем рассказчика. И вот вам итог!
Взобравшись на скамеечку регулировщика, которую кто-то услужливо подставил мне под ноги, я срывающимся от волнения голосом стал произносить привычные мне слова, сопровождая их привычными мне жестами: «…стоял страшный грохот, налицо были все признаки ужасной боли, с корнем вырывались из земли деревья. Надвигалось грандиозное событие. Может, рождался новый вулкан? Или огненная река? Или над горизонтом поднималась невиданная доселе звезда? Дамы и господа, у горы начинались родовые схватки!»
Все во мне захолонуло, меня душил стыд. Еще несколько секунд я ораторствовал, но уже без слов, только жестикулировал, как дирижер перед смолкнувшим оркестром. Мой провал был настолько очевиден и реален, что некоторые из чистого сострадания стали кричать мне: «Браво, браво!» Я понимал, что кто-то хочет меня подбодрить, заполнить образовавшуюся пустоту. Я инстинктивно сжал голову обеими руками, сжал что есть силы, чтобы ускорить развязку своего рассказа. Зрители уже догадались, что речь пойдет о легендарной мышке, но слушали с притворным волнением. Вокруг меня пульсировало огромное лихорадящее сердце.
Я знаю правила игры, и мне, откровенно говоря, не по душе обманывать под занавес ловким трюком… Внезапно я забыл обо всем. О том, чему выучился в школе и вычитал в книгах. Мой мозг — белый лист бумаги. С чистым сердцем, без всякой задней мысли я стал гоняться за мышью. Впервые наступила почтительная тишина. Разве что некоторые из зрителей шепотом рассказывали о развернувшейся драме только что подошедшим. Я был поистине в трансе и всюду искал развязки, как человек, потерявший разум.
Я вывернул наизнанку все карманы, один за одним, на глазах у всей публики. Я снял шляпу и тут же отбросил ее в сторону — мол, смотрите, никакого кролика не будет. Я развязал узел галстука, расстегнул ворот рубашки, и вот уже мои руки в ужасе остановились на пуговицах брюк.
Если бы не лицо той женщины, зардевшееся вожделенным смущением, я бы упал в обморок. Уповая на эту женщину, я сразу почувствовал под ногами пьедестал и возвел ее в ранг музы, забыв в ту минуту о том, что женщины по-особому охочи до всяких скабрезностей… Напряжение достигло предела. Кто же был тот, кто, поняв мое состояние, позвонил по телефону? Добрая душа! Рев сирены «скорой помощи» возвестил тревогу.
Моя улыбка облегчения удержала в самую последнюю минуту тех, кто наверняка собрался меня линчевать. И вдруг вот здесь, здесь — в ямке под мышкой левой руки — обозначилось, затеплело гнездо… Что-то зашевелилось, стронулось… Я свободно опустил руку, собрав пальцы ковшиком. И чудо! По туннелю рукава спустилась нежная частица жизни. Я протянул руку и победно разжал кулак.
Толпа подхватила мой вздох. Я как бы сам пригласил всех к аплодисментам, и бурная овация не заставила себя ждать. Тут же выстроилась целая процессия, которая ахала над новорожденной мышью. Посвященные подходили, осматривали мышь со всех сторон, убеждались, что она дышит и движется, заявляли, что в жиз— ни не видали ничего подобного, и поздравляли меня от всей души. Но как только отходили на несколько шагов, начинали сомневаться, пожимать плечами, неодобрительно покачивать головой… Нет ли тут подлога? Да и мышь ли это?
Какие-то энтузиасты собрались нести меня на руках, чтобы я не пал духом. Потом, должно быть, раздумали. Постепенно публика стала расходиться. Обессиленный от долгого напряжения, чувствуя, что вот-вот останусь в полном одиночестве, я был готов отдать мышь любому, кто пожелает ее взять.
Почти все женщины испытывают непреодолимый страх перед мышами. Но та подошла ко мне сияя и робко попросила мышь — плод моей сокровенной фантазии. Польщенный донельзя, я тут же преподнес ей маленькую мышку с посвящением и весь затрепетал, увидев, как она любовно спрятала ее в глубоком вырезе своего платья.
