Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 10

Издательство «Музыка» Москва 1971

Ответственный редактор О. О. ОЧАКОВСКАЯ

Составитель М. КАЛАКУЦКАЯ

Редактор И. ШАЛИМОВА

Как-то осенью 1950 года мне позвонил главный дирижер Большого театра Самуил Абрамович Самосуд:

— Заходите ко мне, Вано Ильич. У меня есть для вас очень интересное, по-моему, предложение.

Самуил Абрамович дал мне прочитать либретто Владимира Луговского, повествующее об исторических событиях Октября 1917 года.

Это не было оперное либретто в привычном понимании этого слова. Передо мной лежала замечательная романтическая поэма «Октябрь».

Меня сразу захватило и содержание поэмы и музыкальное звучание стихов. В них слышался героический голос революционного народа России. Я почувствовал, что буду увлеченно работать над этим произведением, и с радостью согласился писать оперу «Октябрь».

Творческие встречи с Луговским, точные советы Самосуда постепенно определяли драматургические контуры будущего сочинения.

Когда я писал оперу «Великая дружба», события которой разворачиваются на Северном Кавказе, меня не очень волновал вопрос национальной окраски музыки, так как музыкальное творчество народов Кавказа мне было хорошо знакомо. Но когда я обратился к опере «Октябрь», где раскрываются образы русских людей, повествуется о революционных событиях в России, к опере, где должен быть достойно воплощен сценический образ вождя революции Владимира Ильича Ленина, вопрос о национальных особенностях музыки приобретал для меня первостепенное значение.

А. Страхов. Фрагмент плаката «В. Ульянов (Ленин)».

И тут я вспомнил о разговоре с Самосудом, который был у нас, когда мы работали над «Великой дружбой».

— Какова будет национальная окраска вашей музыки? — спросил меня тогда Самуил Абрамович.

— А на каком языке я отвечаю на ваши вопросы? — в свою очередь спросил я.

— На русском, разумеется, — улыбнулся он.

— А с каким акцентом? — вновь спросил я.

— С явно кавказским акцентом, — рассмеялся Самуил Абрамович.

— Вот я и напишу русскую оперу с кавказским акцентом, — также со смехом ответил я.

А вот сейчас, думал я, нужно написать подлинно русскую оперу— «с русским акцентом». И хотя многолетняя работа над советской песней, в которой я стремился опираться на интонации русской революционной и народной песни, помогла мне в какой-то степени проникнуть в сферу русской песенной интонации, я все-таки немного страшился плыть к новым, хотя и необычайно заманчивым берегам.

Тяжелая болезнь Владимира Луговского помешала нам завершить работу над либретто. Только спустя десять лет, в 1960 году, я вернулся к опере. В содружестве с режиссером И. Тумановым и драматургом В. Винникозым был создан окончательный сценический вариант либретто. Оперу я закончил в 1961 году.

Впервые «Октябрь» был показан Ансамблем советской оперы Всероссийского театрального общества в том же году. Через год в исполнении творческих коллективов Всесоюзного радио под руководством дирижера Евгения Светланова опера прозвучала в открытом концерте.

В 1964 году в ознаменование дня рождения Владимира Ильича Ленина Большой театр Союза ССР поставил оперу «Октябрь» на сцене Кремлевского Дворца Съездов. Премьера состоялась также в Ленинградском оперном театре имени С. М. Кирова, в оперных театрах Новосибирска и Минска. 7 ноября 1967 года, в день пятидесятилетия Советского государства, опера «Октябрь» прозвучала в Улан-Баторе, столице братской Монголии.

Естественно, в небольшой беседе я не ставлю своей задачей подробно рассказать о том, как я обдумывал оперу, как писал ее и, наконец, как она увидела свет рампы.

Мне хочется рассказать только о том, как я работал над образом Владимира Ильича Ленина.

Создавая сценический образ вождя, я мог бы пойти тремя путями.

Первый путь: образ Ленина входит в сюжетную канву оперы, как персонаж немого кинофильма.

Второй путь: исполнителю роли Владимира Ильича поручается только литературный текст, как в драматических спектаклях.

И третий путь: образ Ленина раскрывается вокальными средствами.

Как быть? По какому пути идти?

К сожалению, в истории советского искусства примеров решения оперными средствами образа Ленина не было. Я не имел возможности воспользоваться творческим опытом советских композиторов в этом направлении. И все-таки я избрал третий путь. Я думал: если образ Ленина представлен как оперный персонаж, то он и должен быть раскрыт теми же музыкальными средствами, которые привлекает автор для характеристики других действующих лиц. Проще говоря, если персонажи поют, то и Ленин должен петь. Иначе создается впечатление, что либо оперными средствами невозможно разрешить задачу создания сценического образа Ленина, либо драматургу и композитору просто не удалось найти убедительных средств выразительности для воплощения образа вождя в оперном произведении.

Друзья, однако, не советовали мне поручать исполнителю роли Ленина вокальную партию.

И действительно, я сам не представлял себе Ленина поющим арии и дуэты. Но почему? Ведь я не чувствую неловкости, когда русский крестьянин Иван Сусанин поет свою предсмертную арию. В сцене письма Татьяны нас гораздо больше волнует условное вокальное выражение чувств, чем безусловное содержание письма.