ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
Алексей Югов
Рисунки Петра Паслинова.
Часть первая
Глава первая
То, о чём рассказано в этой книге, было очень, очень давно: свыше семисот лет тому назад, в страшные для русского народа времена, во времена татарского ига на Руси.
Было на исходе знойное лето 1250 года. Яркое солнце щедро сияло над скорбным городом Владимиром, в котором ещё немало виднелось пустырей и развалин от недавно минувшего нашествия татарской орды во главе с ханом Батыем.
Речка Клязьма как ни в чём не бывало вилась исверкала под горою в зелёной, сочной луговине. И ребятишки, как в добрые времена, купались, брызгались и звонко перекликались между собою на отмели возле большого деревянного моста в город. Иные из них прямо из речки кидались на горячий песок и, вывалявшись в нём, грелись «а солнышке.
Один только мальчик не купался. Он сидел отдельно от всех на противоположном, низком бережку, на жердяном поперечном затворе, что закрывал въезд на мост. С виду он казался не старше восьми лет, худенький, белобрысый, взъерошенный. Лицо у него было измождённое, однако живое и сметливое. Он был босой, ножонки в «цыпках». Одет в рваную выцветшую рубашку с пояском и в жёсткие - трубами - штаны из голубой в синюю полоску пестряди.
Вот он сидит на мостовом затворе, заграждающем мост, болтает босыми ногами и подставляет солнышку то одно, то другое плечо. Время от времени встаёт на жердину и всматривается в даль просёлочной дороги.
- Дяденька Акиядин, возы хочут через мост проезжать! - кричит он куда-то вниз, в тень большой, раскидистой ветлы возле самого моста.
Грубый, ленивый голос отзывается ему из-под берега:
- Чего орёшь?! Рыбу хочешь распугать?… Не первый день сидишь у меня на мосту, сам должен знать: бери с проезжих мостовое - вот и всё твоё дело. А отдадут куны, - подымай жердину, и пускай проезжают…
Мальчик подбегает к остановившимся возам. Хозяева возов платят ему за проезд. Вместо денег идёт беличья шкурка с головкой и коготками - мо-рдка. Хозяин моста строго-настрого запретил Гриньке - так зовут мальчика - принимать старые, истрепавшиеся шкурки, а требует, чтобы платили совсем новыми.
- Отдали! - кричит Гринька хозяину. Акпндин Чернобай - богатый купчина, ростовщик и содержатель моста через Клязьму, жирный, сырой мужчина средних лет, тёмный с лица, с заплывшими глазками, - сидя в холодке под ветлою, лениво поднимает правую руку и тянет снизу за верёвку. Верёвка эта болтается над его плечом. Мостовой затвор там, наверху, медленно подымается, как колодезный журавель, и возы проезжают через мост. Но Чернобай даже и глазом не ведёт. Он попрежнему неотрывно глядит на воду: влажный песок берега возле мостовщика весь утыкан удилищами, и Чернобаю надо следить за поплавками: не клюёт ли?…
Гринька мчится и передаёт своему злому хозяину проездное.
Сегодня воскресенье, и только потому купец и сидит сам возле моста: Акиндин Чернобай решил потешиться рыбной ловлей. А так вовсе не от мостовых сборов богатеет купчина!
Акиндин Чернобай решил потешиться рыбной ловлей.
Ещё покойный князь Ярослав Всеволодич, отец и великого князя владимирского Андрея и Александра Невского, что княжит в Новгороде, обогатил Чернобая. Старый князь запродал купцу и весь хмель в окрестных лесах, и ловы бобровые, да в придачу ещё и мостовой сбор на Клязьме. А без хмеля как жить крестьянину? Ведь и тесто не взойдёт, если горстку хмеля не кинет хозяйка в квашонку! И вот, когда приходило время крестьянам драть хмель в лесах, то пойди сперва поклонись купцу Чернобаю да заплати ему куны, а то приказчики его и в хмельники тебя не пустят. А давно ли ещё хмель весь был общественный!
Худо стало и охотнику-зверолову.
Уж не знают мужики, куда и податься от такого житья. Многие стали в дальние северные леса уходить: там, в глухих дебрях лесных, и татарские баскаки да и княжеские приказчики - тиуны - долго ещё не отыщут!
А то ведь и княжеские поборы одолели, и на татарина дань князья требуют, и церковную десятину подай, а тут ещё Чернобаю плати!