Пер Лагерквист
Пилигрим в море
(1962)
Когда пилигрим оказался на борту бандитского судна, которое должно было перевезти его в Святую землю, он успокоился и больше уже ничего не боялся. Он лежал на нарах в кубрике, скрестив руки на своей мятежной груди, а в душе его воцарилось неведомое ему прежде чувство мира и покоя. Хотя во мраке за бортом неистовствовали волны и буря и он понимал, что этот корабль всего лишь старая жалкая посудина, что экипаж его - ненадежный сброд, он все равно чувствовал себя на удивление уверенно и всецело предался во власть им и разбушевавшимся стихиям. Он заплатил хорошую цену за перевоз, отдал им все, что имел, все свои неправедно нажитые деньги; и они жадно пересчитывали их, ничуть не заботясь о том, что на деньгах этих кровь.
А теперь они плыли по морю, катившему свои волны к стране, куда его обещали перевезти. И он верил в это, был преисполнен доверием, как никогда прежде в жизни. Будь что будет!
Конечно, он помнил, как грубо они хохотали, когда судно отчаливало от набережной. Но даже это его не обеспокоило, и он не сомневался в том, что они сквозь бури и опасности перевезут его в ту дальнюю страну, по которой он так безумно тосковал.
Вскоре он задремал, словно убаюканный волнами моря, которое, охватив его своим волнением и ненадежностью, все же подарило мир его душе.
Когда он проснулся, на судне было уже не так темно и какой-то человек сидел и смотрел на него. Казалось, он занимается этим уже давно, казалось, он сидит и ждет, когда он проснется, и наблюдает за ним, пока он спит. Вид у этого человека был свирепый - лицо крупное, безбородое, рот широкий, волосы густые, правда уже чуть поседевшие, и густые же темные брови, придававшие его взгляду еще большую суровость и острую проницательность.
- А, проснулся наконец, - сказал он голосом, от которого, казалось, следовало бы ожидать еще большей грубости и недружелюбия. - Может, хоть теперь ты скажешь, кто ты такой и что все это значит. Что тебе надо здесь на борту?
- Тебе это прекрасно известно. Ты ведь, должно быть, знаешь, куда направляется это судно.
Человек пробормотал что-то неразборчивое. А немного погодя сухо добавил:
- Да. Конечно.
Он сидел и изучал некоторое время его худое, с твердыми чертами лицо, его длинные, скрещенные на груди волосатые руки.
- Не похож ты на паломника, - сказал он.
Тот, другой, бросил на него быстрый взгляд, взгляд почти боязливый, и осторожно, словно думая, что это не будет заметно, разнял руки.
- Ты похож на всех остальных на борту, и это - хорошо. Думаю, это хорошо для тебя. Хотя у тебя ведь светлая кожа, да и волосы, ясное дело, тоже... Откуда ты родом?
Тот, кого спросили, не ответил ни слова.
- И одет ты вовсе не так, как они. Ну, эти паломники. Почему ты одет иначе? И как тебя зовут?
Но и тут он не получил ответа.
- Ты, верно, думаешь, что меня это не касается, - слегка усмехнувшись, сказал человек. - Ты прав. Но все-таки можешь ты сказать, как тебя зовут?
- Товий.
- Вот как! Здесь на борту, пожалуй, не имеет ни малейшего значения, как тебя зовут и откуда ты родом. Здесь вообще ровно ничего не имеет значения.
Он продолжал смотреть на него своим пронизывающим, испытующим взглядом. И Товию это было неприятно.
- Вообще-то, ты, верно, мог бы сесть на корабль, на котором плавают настоящие паломники? Ты что, этого не хотел?
- Это ж ясно.
- Но ты, конечно, опоздал на него. Правда?
- Да.
- Кажется, я слышал об этом. И тогда ты сел на этот. И тут все, верно, будет хорошо. Хотя обычно на нашем судне в Святую землю не плывут, засмеялся он. - Но раз шкипер посулил доставить тебя туда, он, ясное дело, сдержит свое обещание. Да, конечно сдержит. Он малый честный, никто ничего другого про него не скажет. И ты ведь заплатил, так что дело - верное. Ты отдал ему все, что имел!
- Да.
Человек провел рукой по губам, словно желая скрыть улыбку.
- Да, шкипер, верно, решил, что теперь тебе деньги больше не нужны. Верно, так он и думал. Лучше, что они у него. Надежней. Он правильно решил. Но если у тебя что осталось, - продолжал он, - будь осторожен. Спрячь их... Они тебе могут понадобиться, когда ты доберешься в эту самую Святую землю, а я думаю, ты туда все же доберешься. Наверняка. Но все же скажи, зачем все-таки тебе туда надо?
- Зачем?
- Да. Очень хотелось бы об этом узнать; рассказал бы хоть немножко, а я бы послушал.
- Уж это мое дело.
- Конечно. По правде сказать, поэтому и хотелось бы послушать твой рассказ. Что заставляет тебя быть таким расточительным - а надо сказать, ты и есть такой. Такой расточительный, что платишь сколько угодно, отдаешь все, что у тебя есть. Разве это не странно, а?
Товий не ответил.
- Когда корабль отчалил - я имею в виду корабль с настоящими паломниками, - ты бросаешься в гавань и нанимаешь первое попавшееся судно, да еще в любую погоду. Разве это неудивительно?
Товий опять не ответил.
- Да, это судно хорошее, очень хорошее, но я не это имею в виду. Я плавал на нем чертовски много лет, и я знаю, что говорю. И люди здесь хорошие, ну просто отличные, это я могу подтвердить. С ними ты можешь чувствовать себя уверенно, они справятся с морем в любую погоду, они не робкого десятка. Ничего на свете не боятся. Они не страшатся никого, ни Бога, ни дьявола. Так что если кто и сможет перевезти тебя в Святую землю, то это, верно, мы. Но скажи, почему ты, собственно говоря, так рвешься туда?