Первый луч зари
Maiori forsan cum timore sententiam in me fertis quam ego accipiam.
(Возможно, вы выносите мне приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю.)
Джордано Бруно
8 февраля 1600
Бухнул тяжёлый засов, и дверь отворилась с протяжным скрипом.
Неужели пора? Сквозь крохотное окошко под потолком я смотрел, как бледнеют звёзды. Занималась заря – последняя заря в моей жизни.
– Ты поторопился, брат Рикардо, – бросил я, не поворачивая головы. – На площади ещё пусто.
– Боюсь, я опоздал, Ноланец.
Я обернулся на знакомый голос. Яркий свет факела больно резанул по глазам, привыкшим к темноте подземелий.
– Анжело? Чем обязан? – Я скрестил руки на груди, и резкая боль в кончиках пальцев на правой руке напомнила, что с них срезали кожу.
– Поговорить с тобой хочу. – Анжело сделал шаг вперед, и мы оказались лицом к лицу в тесной каморке. Стража захлопнула дверь.
Я пожал плечами.
– Ну, присаживайся.
Анжело бросил взгляд на грязный каменный пол. Сидеть здесь, разумеется, не на чем.
– Ты, как всегда, весьма любезен, – ответил он.
– Так зачем пришел? – Моя бесцеремонность проистекала из раздражения: эти лицемеры отняли у меня восемь лет жизни, приговорили к смерти и даже в последние минуты нет от них покоя.
– Хочу дать тебе последний шанс.
Я криво усмехнулся.
– Да ты никак помилование мне принёс!
– Ещё не поздно. Предложение пока в силе. Твоя жизнь в твоих руках.
Я молчал, разглядывая его пухлые, гладко выбритые щёки и чувственные губы, изогнутые в елейной улыбке. Холодный взгляд маленьких чёрных глаз не вязался с дружеским тоном. Впрочем, я слишком хорошо знал Анжело. Мы познакомились тридцать семь лет назад, став послушниками монастыря Святого Доминика в Неаполе. В то время его звали Лоренцо, а меня – Филиппо. Мы оба были подающими надежды юнцами и жаждали вступить в орден доминиканцев. Кто бы мог подумать, что наши путь так разойдутся?
Я посмотрел ему в глаза.
– Моя жизнь в моих руках, говоришь? А я-то думал, что жизнь каждого из нас – в руках Божьих.
Анжело сверкнул глазами, но сдержался. Он всегда ненавидел мои насмешки, потому что не хватало ума ответить тем же.
– Разумеется, всё в руках Божьих, но Господь милосерден к своим созданиям. – Он перекрестился с весьма набожным видом. Правда, вид этот не вязался с обрюзгшим лицом и красным носом. А вот тридцать семь лет назад Анжело и впрямь выглядел невинным ангелочком.
– В таком случае очень странно, что его создания столь немилосердны по отношению друг к другу. – Даже сейчас я не мог удержаться от словесной дуэли. Хоть повеселюсь напоследок. Впервые в жизни мне нечего бояться: худшее, что могло со мной произойти, всё равно неотвратимо произойдёт. Теперь можно говорить всё, что вздумается. О Смерть, ты избавляешь от страха жизни!
Анжело вздохнул.
– Мне очень жаль, что так получилось. Ты ведь не станешь отрицать, что мы были с тобой в высшей степени терпеливы. Восемь лет мы пытались заставить тебя узреть свет истины.
Не удержавшись, я фыркнул от смеха.
– О да! В моём случае ваше терпение казалось безграничным. Простым еретикам не приходится ждать приговор так долго.
– Каждое решение мы тщательно взвешиваем. К тому же, ты ведь не простой еретик. Ты альтхар. Ты один из нас. Поэтому мы даем тебе последний шанс.
Я выпрямился и расправил плечи. Всё тело ныло от боли, но оставалось потерпеть совсем немного.
– Приберегите свой последний шанс для себя. Никогда я не был одним из вас. И никогда не буду. Вы считаете себя самыми умными на свете, не такими как все, избранными, имеющими право решать судьбу всего мира. А на самом деле вы просто кучка самовлюблённых ослов! – злорадно выплюнул я.
Маски сброшены – наконец-то можно поговорить начистоту!
Анжело молча смотрел на меня несколько мгновений.
– Может, мы не так уж непогрешимы, как нам хотелось бы, но мы делаем то, что можем, – наконец сказал он. – Мы несём свет знаний дикарям. Без нас они бы до сих пор ходили в шкурах и убивали друг друга дубинками. Они немногим лучше зверей, а иногда и хуже. Мы – пастухи и делаем всё, что в наших силах, чтобы защищать и направлять наше стадо. Даже если иногда вынуждены уничтожать паршивую овцу.
Паршивую овцу… Им и в голову не приходит, что они-то и есть паршивые овцы человечества. Точнее, волки в овечьей шкуре. Их льстивые улыбки обнажают окровавленные клыки. Они убивают, пытают, обманывают. Они говорят о Боге, а служат Дьяволу…
Как же я от всего этого устал! Сколько ни повторяй одно и то же, они ничего не понимают. И даже слушать не хотят…
Что ж, сегодня у меня действительно есть последний шанс – шанс высказать то, что думаю.
– Нет никаких «нас» и «их». Альтхары, декхары, евреи, гои, христиане, магометане, негры, белые – всё это не имеет значения. Все люди разные, но кровь у всех красная. Мы все едины, вся Вселенная – одно целое. Убивая другого, ты на самом деле убиваешь часть себя. Мы все – части единого тела, и только безумец станет калечить себя самого. Неужели так трудно это понять? Ваша ненасытная жажда власти и денег – это глупость...
– Твое упрямство – вот настоящая глупость! – неожиданно взорвался Анжело. – Одно дело – быть наивным идеалистом в пятнадцать лет, и совсем другое – цепляться за свои заблуждения в пятьдесят! Одно дело – быть безобидным мечтателем, и совсем другое – раздувать недовольство и сбивать невинные души с пути истинного! Люди и в самом деле разные, и у каждого есть своё место! Одни должны отдавать приказы, а другие – их исполнять. И если ты не понимаешь очевидных вещей, то вовсе не так умён, как о тебе говорят.
