Белое пламя жизни,
Белое пламя надежды,
Оно идёт моим следом,
Носит мои одежды.
Вот горит белое пламя
В моих раскрытых глазах,
Оно несёт моё знамя
В моих всесильных руках.
Белый огонь по венам,
Я есть огонь, не прах;
Отблески пляшут по стенам,
Горят вокруг на камнях.
Я огонь, освещающий эти просторы,
А в темноте свою вахту несут дементоры.
Холод, темнота, липкий грязный туман. Охранник, закрыв окна и двери своей будки, срывающимся голосом читает молитвы. Я ловлю себя на том, что бормочу ТТХ СВТ, как в своей почти первой серьёзной битве за Сталинград. Вот так палятся советские разведчики. «А „мамочки“, милая Кэт, вы будете кричать по-рязански». Тьма поглотила лаборантку Эдис, и та осталась лежать на земле, бессмысленно таращась в ночное небо; запахло экскрементами. К чёрту, за Сталинград! Через «не могу», через «не хочу», через «невозможно» и «не бывает». Сквозь липкий чёрный туман к складу. Паяльная лампа. Отчистить путь для «коллег» к двери, и с трудом вспомнив английский, пинками погнать господ изобретателей-электронщиков к спасению. За Сталинград! Вашу маму! Что ж эта лампа так быстро сдохла?! Эрни, чтоб тебя, классовый враг и юный гений, выскакивает из-за уже закрывшейся двери. Хватает меня за плечи: я, оказывается, успел упасть. Глупый мальчишка! Зачем, мне по-любому оставалось недолго коптить небо. К чёрту, «за Сталинград»! Выбраться, уничтожить, защитить. Тьма липкая, грязная. Сверху, снизу, вокруг. Врёшь, не возьмёшь! За Сталинград! Гноящееся чёрное болото. Вашу маму, за Сталинград! Свет!!! Вперёд, за Сталинград! И в последний миг, уже нырнув в светящееся озеро, я разглядел в его глубине островок грязи.
>
Секрет Гермионы. Спрячь за решётку вольную волю, выкраду вместе с решёткой
Дементор медленно склонялся над тёплым сосудом со вкусной душой. Он вообще последние четырнадцать лет был медлительным. Сразу после того, как этому дементору не свезло поглотить одну ненормальную душу. Она была яркой, вкусной, но почему-то застряла в каналах, мешая поглощать эмоции. Соплеменники решили, что ему следует протолкнуть первую душу, заев второй. Дементор приоткрыл болевший четырнадцать лет канал, и ненормальная душа рванула наружу, растворяясь в и без того переполненном сосуде. А в следующую секунду счастливо излечившийся резво удирал от патронуса, сильного и такого же ненормального, как и тот, кто его запустил.
Гарри
Странное ощущение: смотрю на себя, словно со стороны. Одна часть пытается доказать Фаджу невиновность Сириуса и собственную вменяемость. А другая прекрасно понимает, что невыгодно ему мне верить — вот и не верит. Будет выгодно, так и Сириуса невиновным признает, и оборотня — пушистым зайчиком. Мразь! Потом спорили директор и Снейп. Обе мои половины наблюдали за этим с разными чувствами. Одна надеялась, что директор что-нибудь придумает. Вторая прикидывала, каким из десятка с ходу придуманных способов Дамблдору лучше прижать к стене Фаджа. Но нет, оказывается, Фаджа к стенке мы прижимать не будем, мы будем организовывать побег Сириусу Блэку. Может, я чего не понимаю. Мне нужно в библиотеку, но это, конечно, подождёт.
— Гарри, иди сюда, — велела Гермиона. — Быстро! — я подошёл, окончательно сбитый с толку. Девочка подняла цепь перед собой, на ней были крохотные сверкающие песочные часы.
— Встань ближе, — она накинула цепь мне на шею. — Не шевелись.
Будь на её месте кто-то другой, этой бы цепью и связал, а так только спросил:
— Да что ты такое делаешь?
Гермиона трижды перевернула песочные часы. Темнота в палате рассеялась, и я почувствовал, что очень быстро лечу куда-то назад. Мимо неслись смутные цветные пятна и контуры, уши заложило. Но вот под ногами вновь появилась твёрдая почва, и всё опять обрело привычные очертания.
Мы с Гермионой стояли в пустынном холле, из распахнутых парадных дверей на мощёный пол лился поток золотых солнечных лучей. Здрасте, приехали: машина времени на цепочке!
— Быстро! — Гермиона схватила меня за руку и потащила через холл к чулану, где хранились швабры, щётки и вёдра. Втолкнула меня туда, вошла сама и прикрыла за собой дверь.
— Слушай. Мы переместились назад во времени, — шёпотом пояснила Гермиона. В темноте она сняла с моей шеи цепь. — На три часа.
— Я догадался.
— Ш-ш-ш. Кто-то идёт! Скорей всего, мы! — Гермиона прижалась ухом к двери чулана.
— Шаги в холле… Да, это мы идём к Хагриду! — подруга присела на перевёрнутое ведро, вид у неё был очень взволнованный. Но я желал услышать ответы на некоторые вопросы.
— Рассказывай.
— Это Маховик Времени, — вполголоса начала рассказ Гермиона, — мне его дала профессор МакГонагалл после летних каникул. Благодаря этому Маховику я успевала посещать все мои занятия. Профессор МакГонагалл взяла с меня клятву, что я ничего никому не скажу. Ей пришлось написать множество писем в Министерство магии, чтобы мне позволили пользоваться Маховиком; она убедила их, что я идеальная студентка и никогда не применю его ни для чего, кроме учёбы… С его помощью я возвращалась назад во времени и заново использовала уже истёкшие часы — так я бывала на нескольких уроках одновременно. Но Гарри, я не понимаю, чего сейчас хочет от нас Дамблдор, что именно мы должны сделать. Почему он сказал вернуться именно на три часа?
