Петр 'Roxton' Семилетов
Отрывки, etc
В этом небольшом сборнике представлены мои незаконченные рассказы, которые я не намерен дописывать по разным причинам.
(с)Петр 'Roxton' Семилетов 28.09.99
1. Когда ты чистишь зубы, то вдруг обнаруживаешь, что вместо зубной щетки держишь в руках опасную бритву с раскрытым лезвием. И она уже пару раз прошлась по деснам и зубам… 2. Когда жуешь жвачку и находишь в ней сломанное пополам одноразовое лезвие бритвы. Которое застревает между двумя передними верхними зубами. А-а-а! 3. Отвертка в ухе. 4. Когда идешь весной под карнизом дома, а с него срывается здоровенная сосулька, пронзающая тебя насквозь. 5. Когда ты стоишь на балконе, поливая цветы в ящике, перевешиваешься через перила, и… падаешь. 6. Подставить голову между створок двери в вагоне метро. 7. Сойти с ума и начать лизать асфальт на барахолке, а затем, через пять минут, обнаружить у себя все известные медицине болезни. Вариант — лизнуть ассигнацию либо монету.
---
вторник, 2 Ноября 1999 г. (c)Петр "Roxton" Семилетов
[рraelud.] Раз-и дваа-и трии-чтыре. Зима, ночь, звезды на черном небе. Три-пять-семь-восемь. Серые следы на фиолетовом снегу. Этот лежит в сугробе, одетый в маскировочный костюм, а те четверо идут на лыжах вдалеке около рощи. Тихо, слышно: хрум-хрум, хрум-хрум. Шаги скрипят. Одиннадцать, четырнадцать, двадцать восемь. У них автоматы — а у него винтовка. Два-три-и чтыре. Но с оптическим прицелом. Ему через окуляр хорошо все видно. Немцы пьют из фляжки, передавая ее по цепочки — от первого назад. Сглатывает слюну. Три и восемь-девять!
Сухой выстрел. Еще, еще, еще. Гитлер капут. ФЛАГ.
Тут разорвалась под ногой граната, и его тело разлетелось в клочья, его мозги упали в канаву, и его родственники не похоронят.
[ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМТИДАМ]
Грязный лоб встретился с пулей, "Я пришла", — ему пуля сказала, — "Тебе будет немного больно, но зато ты умер солдатом"
[ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМТИДАМ]
Танк подъехал к забору усадьбы, и плюнул по дому снарядом, дом теперь не починишь, но об этом никто не заплачет.
[ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМТИДАМ]
Потому что все жители дома лежат теперь в холодной яме, в их телах копошатся черви, а их вещи носят другие.
[ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМТИДАМ]
В каждом теле свинцовые осы, в каждом теле кровавые дыры, а кто-то еще дышал, когда сверху падала земля.
[ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМ-ТИДАМ-ТИ-ДАМ-ДАМ-ТИДАМТИДАМ]
[MAIN TНEME: MUSIQUE CONCRETE]
Бым-быдым-быдым… Маша… Маша… Воооот. Сечас буду писать тибе песьмо. Чтобы мне такое напесать? Визу тибе патефон. Я взял его в самом Берилине. Воооот. Я зашол в какойто дом в адну квартиру и видел мертвую немецкую семию- 3 чиловек. Их ктото застрелил, ни я. У них на столе был патефон. Я его взял. Воооот.%% %% — Кде ест коммунисти, комзомоль, русска официр, еврей? — Да вон энкавэдист живет, в пятой квартире. — Прафадите нас тудта.
(с)Петр 'Roxton' Семилетов 19 июля 2000 года
НАСТОЯЩИЙ ХАОТИЧНЫЙ ПИСАТЕЛЬ
Хаос бурлит в моем разуме, владеет всеми мыслями. Везде и в любое время. Сейчас я еду в вагоне метро по мосту через Днепр, и в окно светит белое, усталое августовское солнце. Мимо с грохотом проносится встречная электричка.
Новый сюжет возникает из фразы "я простой шофер". Фраза эта приходит на ум внезапно, вместе со сценой, в которой мать девушки спрашивает ее парня: "А кем вы работаете?". Эта сцена мне совершенно не нужна, она вторична, я никогда не писал лирику, меня цепляет сама фраза, "я — простой шофер". Вот и готовый сюжет для рассказа. Герой… Он — обычный шофер, занимающийся частным извозом, "грач". А по совместительству жестокий маньяк. Каково, а? Жертва сама садится в его машину, и все шито-крыто.
Я стою возле окна, и перевожу взгляд с пляжа около опор моста выше, на небо. Ассоциация: голубое небо — граненый стакан. Надо это запомнить. А еще такое — чертовые облака. Какие-то они мелкие, жалкие, как старые склочники. Живая картина — военные стреляют по тучам из зениток. Бабах! Бабах! Уши закладывает, камера трясется. Смотрим ближе — у военных собачьи лица, с черными кожаными носами и рыжей короткой шерстью, как у боксеров. Разговаривают на русском, как-то гортанно и чересчур резко. А зубы и уши у них человеческие.
Эта сцена настолько интересует меня, что проявляются все новые и новые подробности — вот круглая площадка с зенитками, вот какие-то пыльные ящики, вероятно, со снарядами. Небо серое, в тучах, с пригорка видна широкая полоса темной, тяжелой реки с мелкими волнами. Холодный ветер. Акации, рябины дрожат на нем своими изящными листиками, БАБАХ! разрывает воздух выстрел.
Открывшиеся двери вырывают меня в текущую реальность. Станция "Гидропарк", входят пляжники. В вагон вкатывается инвалид-попрошайка в кресле на колесиках. Картонный плакат на груди, из штанин высунуты грязные культи. Парень, кто тебе мешает помыться?
Он едет, оглядывая публику, а в моем воображении достает из нагрудного кармана старую опасную бритву, раскрывает ее, и бьет наотмашь ближайшего к нему сидящего пассажира — это девушка лет двадцати пяти, в легком светлом платье. Такой бежевый цвет нужен для контраста с кровью, которая выплескивается из ее шеи на ткань, словно брусничный сок.
