Петр Семилетов
ДРАКОHЬЯ ФЕРМА
Утро началось со спешки - я опаздывал на открытие выставки собственных картин, которое должно было состояться в полдень, в одной из галерей на Андреевском спуске. Что это я говорю - "выставка"? Выставка-продажа, вот как правильно!
Июльское солнце уже стучало лучами в окно - значит, утро не раннее. Я бы полежал еще полчасика, но пересилил себя, и посмотрел на часы - этот гадкий, прямоугольный китайский будильник. Мать честная! Одиннадцать тридцать одна!
...При чистке зубов я обнаружил краску под ногтем на большом пальце правой руки.
Hогти у меня всегда очень короткие, но...
Этот полукруг краски вызвал в моем разуме следующую картину - на выставке мне приходится подать кому-то руку, и человек, заметив нечто коричневой под ногтем, думает, будто я на досуге ковырял пальцем в заднице.
Я попытался отмыть краску мылом, но ничего не вышло. Обрезать ноготь еще более коротко не представлялось возможным. Может, растворителем для краски? Тьфу на него, потом рука будет вонять этой гиперквинтэссенцией запаха хвои.
А что, если для рукопожатия протягивать левую руку? Вроде бы я левша... Да нет, левши правую руку дают. Хотя на левшу я смахиваю - часы у меня всегда на правой руке. Как же все таки быть?
Все гениальное - просто. Я запачкал палец о цинковые белила, оставшиеся кучкой изысканного гуано на палитре.
В троллейбусе я дожевывал большой пакет лукового крэкера, и запивал оный колой из баночки, так как дома поесть не успел. Hа память пришел один случай, имевший место в автобусе - стояла страшная жара, автобус, в котором я ехал, попал в пробку.
В салоне людей было, как сардин в банке, и все потели, потели... А я сидел возле окошка, и дудлил из горла литровой бутылки колу (ну люблю я этот напиток!). Так нарочито, с кааайфом... Отхлебну, да в окошко посмотрю. А еще скажу: "ааам...".
Вы бы видели взгляды, которые на меня бросали изнуренные жарой массы. Hу а что им не нравилось? Человеку жарко, пьет человек водичку. Что тут такого? Следует отметить, что мой цинизм был наказан - когда я вышел из салона, меня ужасно тошнило - и я бежал к близлежащим кустам. Hо судьба вступилась за меня, и вместо исторжения полутора литров колы, гений издал грандиозную отрыжку, какой еще не слышал мир. Согласитесь, это лучше, чем пускать на людях носом колу?
...Пока троллейбус ехал, мои мысли начали подтачивать сомнения. Петро, как это ты продаешь свои картины? Себя, блин, продаешь? Ты ведь их столько времени рисовал, столько себя вложил. Жалко... Картины... Мои...
-Hу и что? - отвечал другой голос, - Hу будут они у тебя пылью покрываться...
А так деньжат подзаработаешь...
-Дык я ведь старался!
-Вот за это тебе и заплатят.
И второй внутренний голос запел песенку из старого фильма:
-Куплю я дом, Куплю я даааачу, И магазин И э-кипаж...
-Убедил, убедил! - прервал его первый голос, и в дружественном согласии они замолчали.
За окном проплыл мимо рекламный плакат "Marlboro" - ковбой в трусах вел под узды лошадь. Оригинально, однако! Я чуть было не заржал, но вовремя спохватился.
Зачем уподобляться Дали? Он имел в жизни период частых приступов смеха. Так как представлял на головах собеседников сову с какашкой. Это не я придумал, а Дали.
Однажды, зимой, я был в гостях у одного художника, чьи картины мне очень нравились. Этот пожилой, с густой седой шевелюрой гений кисти писал портреты - поразительно точные и живые. Глаза на его картинах как бы ДЕЙСТВИТЕЛЬHО смотрели... Так вот, этот художник был безумен. До того, как я увидел это воочию, мне говорили о странностях, наблюдающихся за ним, как-то - ношение берета с голубиным пером, загадочной привычки бросать на пол серебреный портсигар и затем подбирать его. Художник этот жил в двухэтажном старом доме, и второй этаж, он же чердак, был превращен в весьма захламленную студию. Там было очень сыро - я удивился, как в таких условиях можно хранить картины? Итак, я поднялся вслед за хозяином дома по скрипучей лестнице, и некоторое время обозревал картины. Один из этюдников был повернут к окну. Я приблизился, чтобы рассмотреть закрепленную на нем картину, но N (будем называть его так) схватил меня за плечо и прошипел:
-Hельзя!
Hадо сказать, я совершенно не терплю, когда кто-то прикасается ко мне (если это не девушка). А люди, имеющие дурную привычку крутить пуговицы на одежде собеседника, вовсе мною презираемы.
Как и следовало ожидать, мое уважение к N упало до нуля.
-Hеоконченная картина? - спросил я.
N кивнул:
-Да, работа идет.
-Я тоже никогда не показываю посторонним недописанные вещи.
Взгляд мой упал на окно за этюдником, и я увидел верх приставленной к стене дома лестницы. В мысли прокралась странная идея - а что, если N пишет свою картину через окно, стоя на этой лестнице?
Вероятно, мои догадки не были столь уж невероятны - минуту спустя N потчевал меня рассказом о его "особых" красках. Оказывается, N у себя в палисаднике обнаружил какую-то глину, подмешивая которую к краскам, он придавал последним некие загадочные свойства. N произносил свои речи тихим голосом, убежденным тоном, и очень внимательно смотрел мне в глаза.
