— Самостоятельное дело всегда интересно, — сказал прокурор.
— Самостоятельное, — конечно. — Валерий вежливо наклонил голову. Это самое дело было от него бесконечно далеко. Особенно после вчерашнего выговора.
— Дело, которое мы хотим вам поручить…
— Мне?
— Вам. 17 мая сего года…
Это что: воспитание доверием? «Молодой следователь Валерий К. проводит первое самостоятельное дело.
Спасает невинных, разоблачает виновных. Воспитывает и воспитывается сам, осознавая глубокую поэзию труда следователя». Все ясно, а внутри что-то дрожит-первое самостоятельное дело.
— …на нефтеперерабатывающем заводе произошел взрыв, — продолжал прокурор. — Люди, к счастью, не пострадали. Предприятию причинен материальный ущерб в сумме 860 рублей…
— В новых деньгах? — машинально спросил Валерий.
— В новых. Следствие по делу вел Сурен Аркадьевич Мелкумян. Вчера он лег на операцию. Так что кончать придется вам.
— И много… Я хочу сказать, многое он успел?
— Осмотр места. Допросы. Получил заключение экспертизы. Набросал проект обвинительного заключения.
— Что же мне остается? Отдать заключение на машинку, проверить и принести на подпись?
— Проверить — да, — холодно сказал прокурор. — Полагаю, вы знаете: принимая дело к своему производству, вы принимаете на себя и ответственность.
— Разумеется, — Валерий равнодушно кивнул. — Какая там ответственность…
Прокурор долго смотрел на него — словно вспоминал что-то. И вдруг улыбнулся.
— Вернемся к делу. Говорить об умысле, конечно, не приходится. Обвиняемой Таировой 22 года. Окончила техникум, оператором работает недавно. Значит, одно из двух: небрежность или казус. Граница, вы знаете, тонкая.
Валерий любил железную строгость юридических формул. Ни одного лишнего слова. Все просто и точно, как в отшлифованных тысячелетиями доказательствах теорем.
Предвидел и желал наступления преступного результата (в данном случае-взрыва) — прямой умысел; не желал, но допускал — умысел косвенный; не предвидел, но обязан был предвидеть — преступная небрежность; предвидел, но неосновательно надеялся предотвратить- преступная самонадеянность; и, наконец, не предвидел и не должен был предвидеть преступления нет, казус.
— Граница тонкая, — повторил прокурор. — Формально — прошла инструктаж, выучила правила… Но я перечитываю дело и думаю: могла она все-таки предвидеть взрыв?..
— Теоретически случай любопытный, — согласился Валерий. — Практически, однако, ничем особенным суд ей не угрожает. От силы ей дадут, по-моему, год…
— Мелочь, разумеется, — кивнул прокурор. — Жаль, что вы раньше молчали. Я бы вам устроил месяца три тюрьмы… В порядке преддипломной практики!
Валерий побледнел. Теперь все. Конец. Пишите заявление…
— Я сказал чушь, — пробормотал он.
— Глупость, — поправил прокурор. — О ходе следствия будете докладывать мне. Возьмите дело.
* * *
За проходной — плакат. На плакате — самолет, вовсю ширину разбросавший стальные руки-крылья.
По небесно-голубому красным: «Больше светлых» и три решительных восклицательных знака.
— Конечно, светлых нефтепродуктов, — пояснил сопровождающий.
Он не очень-то понимал, что от него требуется. Специалисту он охотно показал бы новый цех, при случае и поспорил бы. Для неспециалистов («публики», говорили на заводе) давно выработались и стиль объяснений, и маршрут. С таким посетителем он имел дело впервые.
Не специалист — ясно. Но и не публика. Следователь.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Мелькали названия, цифры температур и давлении, крекинг каталитический, термический, специальный.
Он не очень вслушивался. Смотрел, сравнивал. Вначале терялся — масштабы здесь были совсем другие, чем в книгах. Но вот он уловил что-то знакомое. Потом еще и еще. Это было как при встрече с человеком, которого знаешь по фотографии. Мысль, упрощенная в книгах до схемы, ощущалась здесь в живой сложности.
Постигать ее было трудно и радостно…
В операторных это ощущение терялось. Девушки в белых халатах, в косынках, повязанных по-домашнему, щебетали о посторонних делах. В одном месте он услышал восторженную оценку новой итальянской картины, в другом насмешливую характеристику какой-то Зины и жалобу на чулки, у которых вечно спускаются петли.
Так же легко, небрежно, девушки перебрасывались разными «дестиллятами» и «ректификатами». Время от времени одна из них подходила к приборам, поглядывала на медленно ползущую ленту, записывала. Нажимала на кнопку и торопливо возвращалась к столу — продолжать разговор.
Думали они в этот момент над последствиями того, что делали? Это казалось сомнительным. Должно быть, чего-то такого не предвидела и Таирова. Обязана была предвидеть! Легко сказать «обязана», а могла? Попробуй, пойми. Одно дело классический стрелочник из учебника уголовного права, забывший перевести стрелку, или шофер, в состоянии опьянения, севший за руль… Там ты ставишь себя на место преступника и говоришь: я перевел бы стрелку, я не сел бы в машину пьяный. А тут: сумел бы я представить последствия, если бы нажал, скажем, на эту красную кнопку?..
Конечно, виновата и администрация. Нельзя доверять установку неопытному человеку. Во всяком случае надо контролировать. Хотя попробуй, успей. Нажал кнопку и взрыв…
