К реке приходил я по вечерам. Пристраивался в уютной впадинке берегового откоса, прикрытой разросшейся здесь травой, умиротворяясь одиночеством, смотрел в заречные дали, где по-летнему нехотя меркло заревое небо с растянутой по горизонту грядой недвижно светлых облаков.
Пустынно бывало в этот поздний час у реки, никто не мешал думать, смотреть, вслушиваться в шорохи и звуки оживающей к ночи земли.
Но в этот раз одиночество мое было нарушено: рядом, за изгибом высокого берега, кто-то разговаривал, и голоса, хотя и сдержанные, отраженные гладью реки слышались отчетливо.
Говорил, видимо, старый человек:
— Вчера ты спросил меня: отец, нравится тебе моя девушка? Я промолчал. И ты не повторил свой вопрос. Мое молчание ты понял по-своему. Я и сейчас не скажу, нравится ли мне твоя девушка. Она нравится тебе. Глаза мои видят по-другому. То, что знаю я, еще не узнал ты. В свое время, когда я был в твоем возрасте, о том же говорил мне мой отец. Я выслушал отца, но делал по-своему. Думал, что может знать отец о моих чувствах? И, как понял потом, повторил многое из горьких его ошибок. Отец умудрен был прожитой жизнью. Я же видел только рассвет, когда и капля росы кажется алмазом.
— Ты был мал, когда твоя мама, и ты вошли в мою жизнь. Мне казалось, я был тебе отцом. Или это не так? Теперь можешь сказать об этом…
— Папа! — молодой голос прозвучал с такой взволнованностью, что не зародилось капли сомнений в родственной близости разговаривающих друг с другом людей.
Старый человек кашлянул, сказал в некотором смущении:
— Рад, что не ошибся.
Некоторое время на берегу, где сидели они, было тихо. Река бесшумно текла, прикрытая вечерним туманом. Старый человек снова заговорил.
— До того, как узнал я твою маму, я был женат, до сих пор не могу понять, что повлекло меня соединить свою жизнь именно с той женщиной. Порой, кажется, что не мы выбираем, выбирают нас они, женщины. И мы покоряемся их выбору, даже смутно не сознавая, что ждет нас там, за порогом семейной жизни.
Нетерпеливый голос перебил голос старого человека:
— Пап! А все-таки скажи, ведь девушка моя красивая?
Старый человек сдержанно вздохнул.
— Видишь ли, сын. В молодости мы слишком доверяем видимой стороне жизни. Мы еще не догадываемся, что под внешней, зримой стороной бездна сложностей самой жизни. И мне мои друзья тоже в один голос твердили: «Ну, чего ты раздумываешь? Девчонка твоя — красавица. Женись!..». А слова, которые я должен был сказать своей красивой девушке, и которых, как я чувствовал, она ждала, я никак не мог произнести. Что-то стояло между нами. Я не понимал — что? Она сама помогла мне. Милой улыбкой, ласковым поглаживанием моих рук, заставила забыть о будущем и додумать, о настоящем. Я произнес слова, которые миллиарды раз произносились во всех поколениях человечества.
Она обняла меня, благодарно поцеловала в лоб. Так стали мы мужем и женой…
Старый человек, видимо, взволнованный воспоминанием, долго молчал. Наконец, с явно слышимой горечью спросил:
— Знаешь ли ты, сын, что такое одиночество вдвоем? Два человека живут в одной квартире, едят за одним столом, спят в одной постели, и каждый из них — одинок! У каждого свои мысли, свои желания, свои интересы. Хотя все считают их отличной семейной парой.
Должен сказать, до жены я не знал женщин. Мама моя была удивительно романтичной натурой. Еще в юности внушала мне, что я обязательно должен дождаться любви возвышенной. Я дождался. И естественную благодарность за первую испытанную близость женщины принял за любовь.
Ты должен знать об одной из важных сторон семейной жизни. Говорю об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Когда на правах мужа я оказался в постели с женой, мне показалось: в мире нет большей радости, чем радость обладания женщиной. Но, во всем всегда есть свое «но». Прошло время, упоение физической близостью превратилось в обыденность семейной жизни. И проступили скрытые прежде тонкости супружеских отношений.
Мог ли я знать, что жена моя окажется женщиной фригидной, совершенно равнодушной к объятиям и ласкам мужчины? Одно это уже ставило нас в неравное положение. Я искал ответной ласки, но ее не было. Нет, она не отказывала мне, знала, что близость с мужем входит в обязанность жены. Но эту свою обязанность она лишь снисходительно дарила. И то, что должно было бы быть взаимной радостью, оборачивалось униженностью одного из нас.
— Ну, пап, такое мне не грозит! — в молодом голосе не трудно было уловить упоение уже познанной тайной.
— Подожди, сын. Не торопись. Ты еще не узнал, что может скрываться за восторженностью первых встреч.
Год мы прожили в относительном благополучии, но тут случилось… Что только ни делала она с собой. Сколько проклятий было вышвырнуто на мою голову, сколько пролито слез. А все из-за того, что должен был появиться на свет маленький человек. Она неистовствовала, кричала, что пеленки, соски, бессонные ночи несовместимы с её артистической карьерой! Переубедить её я не мог. Когда она вернулась от врача, в выражении её красивого лица, в прищуре холодных глаз, была непреклонность английской королевы. Она сказала: «Запомни раз и навсегда: никакого потомства, никогда, ни при каких обстоятельствах, у нас не будет!».
