Я тоже начинаю ощущать неодолимую
потребность стать дикарем и сотворить
новый мир.
Август Стриндберг.
(Из письма Полю Гогену)
Пролог
Декорация, решенная условно, изображает небольшой универсальный магазин и часть примыкающего к нему кафе (именуемого здесь «кондитерской») в маленьком городке одного из южных штатов. Высокий потолок; потемневшие, должно быть, от сырости и паутины, стены. В глубине большое замызганное окно, за ним — тревожно пустынный пейзаж, постепенно тонущий в поздних сумерках. Дело происходит в дождливую пору, в конце зимы и ранней весной, — сквозь окно иногда ничего не видно, кроме серебристых отблесков частого дождя. Позолоченными буквами старинного рисунка на стекле выведено: «Торренс. Универсальный магазин».
Товары и торговое оборудование представлены на сцене очень скупо и условно. Торчком стоят намотанные на большие катушки рулоны тканей, неосмысленно торчит у тонкого белого столба черный торс портновского манекена. Потолочный вентилятор недвижим; с него свисают полоски липкой бумаги для мух. Несколько ступенек ведут к лестничной площадке и от нее дальше вверх. На площадке — унылая искусственная пальма в зеленовато-бурой кадке. А кондитерская, часть которой видна сквозь широкую дверь под аркой, погружена в поэтический полумрак, как некая скрытая сущность пьесы.
Еще одним, но гораздо меньшим, игровым пространством является крохотная спаленка, расположенная в нише. Ниша задернута занавеской с выцветшим и потускневшим, но все еще отчетливым рисунком в восточном стиле: золотое деревцо с алыми плодами и фантастические белые птицы.
При поднятии занавеса две женщины средних лет, но довольно моложавого вида — ДОЛЛИ и БЬЮЛА — накрывают легкий ужин на двух небольших, принесенных из кондитерской, буфетных столиках с черными, изящно изогнутыми железными ножками и мраморной в розовых и серых прожилках доской. Жены захудалых плантаторов, они одеты с безвкусной роскошью. Вдалеке слышен гудок паровоза, и вслед за ним с разных сторон и на разном расстоянии — лай собак. Женщины прекращают возиться у столиков и с пронзительными криками бегут к двери под аркой.
ДОЛЛИ. Короты-ыш!
БЬЮЛА. Песик!
ДОЛЛИ. Курьерский приходит!
БЬЮЛА. Езжайте на станцию — надо их встретить!
Из-под арки появляются их мужья, тяжелые, краснолицые, хмурые; одежда на них в обтяжку (или наоборот: мешком), на обуви налипла грязь.
КОРОТЫШ. Я скормил этому однорукому бандиту добрую сотню монет, а выплюнул он только пять.
ПЕС. Желудок, верно, не варит.
КОРОТЫШ. Надо будет потолковать с Джейбом насчет этих игорных автоматов.
Оба выходят. Звук отъезжающей машины.
ДОЛЛИ. Только у Джейба и забот, что игорные автоматы в кондитерской!
БЬЮЛА. Что верно, то верно. Ходила я недавно к доктору Джонни за советом — у Песика снова нашли сахар в моче — и когда уж собралась уйти, спросила, что слышно об операции, которую Джейбу Торренсу делали в Мемфисе. Ну, и он…
ДОЛЛИ. Что, что он ответил?
БЬЮЛА. Самое худшее, что мог ответить врач.
ДОЛЛИ. Что же, Бьюла?
БЬЮЛА. Ни словечка, ни единого словечка не вымолвил. Поглядел только на меня своими черными глазищами и покачал головой — вот так.
ДОЛЛИ(со скорбным удовлетворением). Сдается мне, этим самым безмолвным кивком он подписал Джейбу Торренсу смертный приговор.
БЬЮЛА. Точно то же и я подумала. Они, я так полагаю, вскрыли его… (Берет что-то распробовать со стола.)
ДОЛЛИ. И тут же зашили снова! Вот-вот, так и я слышала.
БЬЮЛА. Оказывается, в этих маслинах косточки.
ДОЛЛИ. А вы что думали — начинка?
БЬЮЛА. У-гу!.. А где сестры Темпл?
ДОЛЛИ. А где бы вы думали?
БЬЮЛА. Шастают, верно, там, наверху. Если Лейди застукает этих двух старых дев, она им скажет пару теплых словечек. С этой итальяночкой шутки плохи!
ДОЛЛИ. Ха-ха-ха, верно. В самую точку попали, милочка… (Выглянув за дверь, провожает взглядом пронесшуюся мимо машину.) До чего ж у них там чудно наверху.
БЬЮЛА. Вы были?
ДОЛЛИ. Была. Да и вы были — я видела вас, Бьюла.
БЬЮЛА. А я и не отпираюсь. Человеку свойственно любопытство.
ДОЛЛИ. Отдельные спальни, и даже не рядом. В разных концах коридора. Грязища, темнота — господи! Знаете, на что мне показалось похоже? На нашу городскую тюрьму! И как только белые люди могут жить в такой конуре! Не понимаю…
БЬЮЛА(со значением). Чего ж удивляться? Ведь Джейб Торренс купил эту женщину.
ДОЛЛИ. Купил?
БЬЮЛА. Да, купил, когда она была еще восемнадцатилетней девчонкой… Он ее купил, и купил по дешевке: как раз перед этим ее… (резко повернув голову, прислушивается к проезжающей мимо машине, затем продолжает) ее бросил Дэвид Катрир, и сердце ее, понимаете ли, было разбито. Мм-ммм, каким он тогда был красавчиком! Они сошлись… ну вот как камень о камень — и вспыхнул огонь! — да, огонь.
ДОЛЛИ. Что?
БЬЮЛА. Огонь! Ха… (Чиркнув спичкой, зажигает один из канделябров
