Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны.
Козьма Прутков
В юности Наточка мечтала, что однажды её поразит громом — и станет она гениальна, может быть, даже заговорит на древних языках или, скажем, начнёт совершать великие открытия. Мечтала и о сотрясении мозга, после которого, по слухам, также иногда случается нечто подобное.
Мечты сбылись не более чем на четверть: ни громом, ни молнией не поразило, а нечаянный удар головой о мраморную ступеньку отозвался впоследствии лишь головными болями.
Конечно, древние языки, равно как и основы какой-либо науки, можно было бы освоить и самой, но одна только мысль об этом внушала Наточке непреодолимое отвращение! Подобно халявщику Фаусту из бессмертной трагедии Гёте ей хотелось всего и разом.
Нужен был кто-то на побегушках. Желательно Мефистофель.
Жизнь, однако, складывалась так, что на побегушках вечно оказывалась она сама. Впрочем, к пятидесяти годам всё устроилось: родные благополучно повымерли — и Наточка осознала себя вдруг единственной владелицей двухкомнатной квартиры и банковского счёта.
Что ещё нужно для счастья? Не знаете? Смысл нужен, смысл! Или хотя бы видимость смысла, что, собственно, одно и то же.
И подалась она, сами понимаете, в эзотерику. Йога не йога, но нечто подобное в восточном духе. Для начала гуру предложил ей упражнение по изгнанию из головы каких бы то ни было мыслей — и это оказалось именно тем, что надо. Непосильный гнёт самостоятельного мышления страшил Наточку всегда.
После пары лет занятий глаза у неё стали как у младенчика — мысли из них выветрились окончательно. А поскольку возраст не позволял уже прикидываться девочкой-подростком, пришлось принять облик выжившей из ума бабушки.
Кстати, далеко не самый ужасный вариант старости. Как правило, начинается она с поиска виновных в том, что жизнь не удалась. Виновными оказываются все.
Наточке винить было некого и незачем.
— Ах, я такая наивная… — вздыхала она с притворной грустью, давая тем самым понять, насколько все вокруг испорченные и приземлённые.
Вернуть её в так называемую реальную жизнь не стоило и пытаться. Когда кто-нибудь из знакомых принимался спорить с ней об устройстве мироздания, он заранее был обречён на неудачу.
— Вы как дети, — ангельским нездешним голоском втолковывала она. — Вы видите только то, что видите. Вы ничего не знаете…
— А ты знаешь? — рычал незадачливый спорщик.
— Ах, никто ничего не знает… — отмахивалась Наточка — и на её встревожившуюся было душу вновь нисходил покой. Магическая фраза мгновенно уравнивала всех со всеми, каждый становился подобен каждому — Наточка в том числе.
И было ей счастье.
* * *
Снежным мохнатым утром прошлого декабря Наточке случилось выглянуть в окно, выходящее на проспект, и никого не увидеть. Следы были, а вот людей не было. Не было и машин. В узеньком скверике, разделявшем асфальтовое полотно по осевой, кривились в причудливых позах чёрно-белые деревья.
Наточка выждала двадцать секунд, тридцать, сорок… Нигде ни души. Становилось всё страшноватее и страшноватее. Наконец, не выдержав, выхватила из кармана халатика сотовый телефон и нажала кнопку наугад. В тот момент ей было всё равно, кому звонить — лишь бы услышать в ответ живой голос.
Гудок. Гудок. Гудок…
— Доброе утро, Наточка! — Голос был живёхонек, даже несколько игрив и принадлежал мужчине.
— Петя!.. — ахнула она. — Что случилось, Петя?!
— А что случилось?
— Ни одного человека на улице…
— А ты разве не знаешь ещё? — радостно удивился он. — Конец света был. Мы с тобой вдвоём остались…
Слава богу, сразу после этих его слов внизу проехала машина. Потом показался прохожий. Потом ещё один. Потом сразу трое.
— А я, кстати, как раз тебе позвонить собирался, — как ни в чём не бывало продолжал обаятельный Петя. — Во-первых, с наступающим тебя — и-и… Слушай, ты не займёшь мне красненькую до Рождества?.. Э-э, православного…
— Ах, я такая наивная… — покаялась Наточка, зачарованно глядя на мало-помалу оживающую улицу.
— Великолепно! — вскричал Петя. — Я знал, что ты не откажешь! Буду минут через пятнадцать…
* * *
И минут через пятнадцать он был. Скинул в прихожей дублёнку и явился во всей красе: стройный, элегантный, подтянутый, в белом эстрадном пиджаке, только что без галстука-бабочки. А ведь ровесник, между прочим…
Переобулся в предложенные хозяйкой тапки, прошёл внутрь.
— Да! — с удовольствием вымолвил он, оглядевши сияющую чистотой мебель, кружевные салфеточки и толстые витые свечи в керамических плошках. — Это, я понимаю, порядок…
Наточка даже зарделась слегка. Сбегала в соседнюю комнату и принесла из загашника пятитысячную купюру.
Следует, однако, заметить, что наивность наивностью, а дела Наточка вела расчётливо и юридически грамотно, иначе наверняка бы давно уже попалась на зубок охотникам за одинокими пенсионерами с обширным не по чину метражом. Подкатись к ней кто-нибудь с невероятно выгодным предложением, он услышал бы в ответ каноническое: «Ах, я такая наивная… Поговорите с моим адвокатом».
Петя — иное дело. Пете прощалось всё вплоть до недавней хохмочки насчёт конца света. Никогда не спорил — исключительно поддакивал. Сообщишь ему, к примеру, будто на юге области появились чупакабры (кроме шуток появились, сама слышала), — воспримет со всей серьёзностью, кивнёт и добавит, что, дескать, не далее как позавчера собственными глазами видел довольно крупную чупакабру на соседском дачном участке, правда, дело происходило поздним вечером — сумерки, разглядеть что-либо в подробностях сложно. Но очень похоже, очень…
