В с. Палшцах (Спас-Клепиковского у.) вол.
ячейкой организован культпросвет,
в который вошли: брат батюшки, попадья,
два местных дьячка, поповна и четверо детей дьяков.
(Из газет)
Тарасовна и Степаныч, придя в культпросвет, растроганно сказали:
— Умиление!
— Райское житие!
Перед яркими иконами теплилась лампадка. По стенам цветистостью восхищали душу картинки из жизни святых. От двери к столу протянулся разноцветный половичок.
За стеной шла спевка хора, навевая благоговейно грустное настроение. Семь человек крестьян слушали вокруг «молнии» чтение псалтыря дьячком. Библиотекарша — поповна сидела у шкафа вместе с ритором Васильекесарийским. Ритор меланхолично тренькал на гитаре, а она элегически подмурлыкивала:
… О не страшись меня, младая дева…
Не разбужу твоих прекрасных снов…
Старики покрестились, поклонились во все четыре стороны и мелкими шажками. подсыпались к шкафу. Нежная пара кончила романс и зажмурила глазки при фальцетном рефрене:
Не естеством разгульного напева
Тиха и песнь, когда чиста любовь…
— Садитесь, православные, садитесь… Вон уже читают — ласково сказала поповна.
Сел Степаныч, села Тарасовна к мягкой лампе в уголке, подперли руками щеки и заслезились. А дьячек и пел и плакал, и переливался на разные голоса:
— Помилуй мя, боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих очисти беззакония моя…
И опять мурлыкала гитара, плакал под сурдинку контральтик, и мягко доносилось пение хора из-за стены.
Пришли из вол. ячейки. Поздоровались. Расселись у шкафа.
— По делу. Пишут вот… Работу ин-тен-си-фи-ци-ро-вать…
Поповна и ритор приподняли брови:
— Работа идет. Сами видите.
— Так-то, так, но… Вот газет у нас нет, журналов не имеется. И библиотека вот тово…
— Несозвучно эпохе! — загнул Тимофей Мырин. — Что у вас тут?.
— Как что? Масса книг. Библия, евангелие, псалтырь, октоих, Четьи-минеи, «Священная история» Агафодора, «Догматическое богословие» проф. Барсова. «Гомилетика» Арфоксадова… Шикарная библиотека!
— А насчет марксизма, как вы полагаете, а?..
— Господи Иисусе!.. Да сколько угодно!
Поповна полезла под стол и начала выбрасывать книги.
— Все издание Маркса. Полное собрание Горбунова, Лескова, Станюковича, Шеллера-Михайлова, Гончарова. Исключительно созвучно эпохе!
— И «Нива» была, только растаскали. Тоже — Маркса издание… — заметил ритор.
— Пардон, «Низу» растаскали, а выкройки для выпиливания и вышивки по канве — масса листов есть, только без переплета.
Журналов вот нет. Нехорошо. Как же без журналов? Вот и в инструкции говорится.
— И журналы есть. Вот, «Родина», вот «Миссионерское Обозрение» за 1884 г. А вон в самом низу «Епархиальные ведомости» за целых пять лет. В переплете.
— А вот, самое главное, ничего революционного не имеется.
— Есть, товарищ Мырин. Зачем напрасно говорить? Вот «Вся власть Учредительному Собранию», издание социалистов- революционеров… Вот «Революция и Народ» сочинение гражданина Пуришкевича. Да много тут…
— Так и напишем в докладе. Вообще из уезда напрасно придираются. Делать им там нечего, они и ляскают.
— Бумага пришла, опять же, — сообщил Тимофей Полдевятов, — требуют устроить лекцию по- сельскому хозяйству. Давайте обсудим.
— Папаша по этому поводу делал предложение.. — деловито сказала поповна, — он предлагает устроить сельско-хозяйственный субботник. Пускай все село уберет наше поле и свезет на гумно, а мы после этого сделаем музыкально-вокальный вечер: папаша всеношную отслужит… А к ночи займемся физкультурой: танцы, до утра…
— А остальное — в складчину, — многозначительно добавил ритор.
Ячейка разом встала и захлебнулась от восторга:
— Эт-т-то идея… Да ежели это организованно провести, да отчет в газете отпечатать, да тогда весь уезд от зависти с ума слезет. Примерный культпросвет…
Хор из-за стены рявкнул уверенно-подтверждающе:
— Аминь!
— Пожалуйте, товарищ Кошкин, милости прошу к нашему шалашу. Вот сюда, пожалуйста, на диванчик-с. Кулебячки-с прошу. Замечательная сегодня кулебяка сработана. И этой вот зелененькой прошу для аппетита. Сам не потребляю, как сочувствую советской власти, но для здоровья дома всегда держу-с. Даже не привержен и по причине революции и нового быта, чтобы по матушке и насчет питейного.
— Вы не удивляйтесь, товарищ Кошкин, что у нас так патриархально, можно сказать. Видимость одна, и больше ничего. Икон, например, огромное множество, по надо знать, для чего и па какой мотивировке-с. Только для агитации и пропаганды-с, ей-богу. Смотрят наши детки и поучаются, сколь оно нелепо. — и ясно, что атеистами произрастут для славы и пользы советской России.
— Я вам по душе признаюсь, товарищ Кошкин. Вот болтают, будто сокращение и будто и меня тоже за компанию, якобы бюрократ я, волокит и с замашками. А инициативы будто не могу фиксировать. Хе-хе-хе, какое гибельное заблуждение! Да я за новый быт и революцию родному отцу глотку перерву и хоронить не позволю, не только что, не говоря уж про мать, родная которая…
Прошу пригубить, товарищ Кошкин. Бог видит, как боролись, крови и здоровья не жалея. А относительно нового быта осмелюсь доложить, что такого ярого приверженца вряд ли и по всему городу, ей-богу… Я сам всем пример, видит бог…
