Возможно, вам важно будет узнать перед прочтением истории, что я рассказываю не о дочери моего брата, Джулии О'Брайен, а о нём самом. Просто, чтобы разобраться в ситуации, сначала я должен рассказать вам о том, что случилось с Джулией. Эта часть рассказа довольно тяжёлая. Эта история — самое ужасное, что только может произойти с человеком, и она отняла уйму жизненных сил моего брата. Я вам расскажу эту историю, так как вам следует знать о том, что произошло с девочкой, чтобы понять, что сделал Гален — что сделали мы оба из-за случившегося.
В нашем городе есть те, кто жаждет мести за то, что сделали с Джулией — к примеру, мои родители, или моя жена, или окружной прокурор. То, чего они хотят, чего жаждут — это жестокое действо, которое убьёт того, кто похитил и сломал её. Они бы предпочли забить кого-то камнями до смерти. И я понимаю их желание, хоть меня и тревожит, когда моя жена говорит об этом — её взгляд постоянно загорается и упирается в пустоту, а верхняя губа задирается, оскаливая маленькие и острые верхние зубки. В своём брате я вижу спокойствие: теперь всё закончилось, и это спокойствие лучше желания расплаты. Возможно, вам следует знать ещё кое-что об этой истории; как бы печально и чудовищно это ни звучало, но в конце придёт успокоение. Не надежда — просто успокоение.
Через пару недель после пятнадцатого дня рождения Джулии она переходила засыпанную гравием парковку перед магазином «Бюджетные скобяные товары», возвращаясь с воскресной утренней тренировки по футболу в школе; идти нужно было два квартала. На парковку свернул чёрный фургон и притормозил рядом с ней. Старик из «Скобяных товаров» сумел разглядеть водителя через открытую дверь магазина. За рулём он увидал человека в бейсболке с сухим худощавым лицом и светлыми усами. Старику отчётливо запомнились усы и бейсболка, на последней он даже помнил рисунок — выскочившая из воды форель с крючком во рту. Большинство следователей, с которыми я общался, полагали, что водитель как раз-таки надеялся на то, что свидетели запомнят эти детали; усы можно сбрить, а кепку выбросить.
Фургон остановился между Джулией и магазином. Водитель перегнулся через пассажирское сиденье и заговорил с девочкой через опущенное окно. В этот момент боковая дверь микроавтобуса открылась и с грохотом захлопнулась. Старик в магазине сомневался, что водитель мог сдвинуться со своего сиденья и переместиться в салон — видимо, похитителей было двое. Когда фургончик отъехал, Джулия была внутри.
Её удерживали в плену шесть часов, прежде чем выбросить из движущегося фургона на 34 шоссе. Скорость микроавтобуса была около тридцати миль в час, когда она грохнулась на земляной откос у обочины. На ней не было никакой одежды.
Конечно же, похитители её насиловали, но не остановились на этом — им было мало просто надругательства. Они изуродовали её руку, прижав к раскалённой кухонной плите и удерживая, пока она покрывалась ожогами. Кто-то из них разрезал её губы крест-накрест. Лодыжки Джулии связали стальной проволокой и оставили в таком состоянии на много часов. После обнаружения её привезли в больницу, где я работаю в хирургическом отделении, и хоть я и не ассистировал сам, я видел операцию по удалению той самой проволоки. На то, чтобы извлечь проволоку из икроножной мышцы, ушло целых четыре часа. Ноги Джулии искалечили так сильно, что она никогда больше не сможет ходить самостоятельно, без костылей или трости.
Мне кажется, когда они вышвыривали её из фургона, они думали, что она мертва. Не было смысла оставлять её в живых, если она сможет свидетельствовать против них. Но они недооценили её выносливость. Через пару минут после того, как её выкинули из фургона, её заметила пожилая пара, которая ехала в город на своём «БМВ». К тому моменту она сидела на краю дороги, запрокинув голову, будто смотрела в небеса, и подняв правую руку, словно пытаясь защитить глаза от ужасно яркого света.
Последний раз я видел Джулию перед похищением, когда как-то в субботу я наведался в гости к моему брату Галену и его жене Кэрол, чтобы вместе посмотреть баскетбол. Девочка вошла в гостиную в футбольной форме и встала перед телевизором.
— Хотите взглянуть, сколько я смогу его чеканить? — спросила она, указывая на футбольный мяч, который держала обеими руками. — Если вы гипотетически давали бы мне бакс за каждый раз, как я его пну в воздухе — сколько вы будете мне должны?
И она принялась скакать по комнате, подбрасывая коленкой, макушкой головы, грудью и другой коленкой свой мяч, который отскакивал со звонким звуком. Джулия была худощавой и долговязой, а тёплая весна, которую она практически полностью провела вне дома, одарила её глянцевым шоколадным загаром. Она удерживала мяч в воздухе до тех пор, пока он не срикошетил от её головы, врезавшись в люстру на потолке. Кэрол привстала с колен Галена, велев ей прекратить, пока она что-нибудь не расколошматила.
— С вас девять долларов, — сказала Джулия, переводя дыхание. У неё был учтивый характер, и её нисколько не разозлила нотация от матери.
— Гипотетических, — уточнил Гален, — а эту валюту ни один банк мира не принимает.
