Нью-Йорк
Суббота, 4 мая
Карин Брустер крепко сжала руку своей сестры, удивляясь тому, как человечество еще не вымерло, если каждой женщине, рожающей ребенка, приходится терпеть такие муки.
Она застонала, когда очередная схватка скрутила ее.
– Так, так… – Аманда Брустер аль Рашид помогала, как могла. – Тужься, Карин. Тужься!
– Я… тужусь, – простонала Карин.
– Мама уже в пути. Она скоро будет здесь.
– Отлично. – Карин закусила губу. – Она сможет что-нибудь подсказать мне. Мама должна знать, как… О боже!
– Дорогая! – Аманда склонилась к сестре. – Ты не думаешь, что настало время сказать мне, кто…
– Нет!
– Я не понимаю тебя, Карин. Он же отец твоего ребенка.
– Он… нам… не нужен…
– Но он имеет право знать о ребенке.
– Он… не имеет… никаких… прав.
Лицо Карин исказилось от боли. Какие права могут быть у практически незнакомого мужчины? Никаких. Совсем никаких. В последние месяцы ей пришлось принять немало трудных решений. Оставлять ли ребенка? Обращаться ли за помощью к семье? Но решение не сообщать Рэйфу Альваресу о своей беременности далось ей очень легко. Ему нет до нее никакого дела, так зачем же ему знать тогда о ребенке? Разве мужчина, проведший в ее постели один час и с тех пор ни разу не попытавшийся связаться с ней, обрадуется тому, что станет отцом?
Схватка ослабела, и Карин в изнеможении откинулась на подушку.
– Он для нас – никто. Ребенок только мой. Я буду для него всем… – Карин застонала и выгнулась дугой. – Только я.
– Это безумие. – Аманда промокнула лоб сестры влажной салфеткой. – Пожалуйста, дорогая, назови мне его имя. Разреши мне позвонить ему. Это Фрэнк?
– Нет! – Карин крепче сжала руку сестры. – Это не Фрэнк. И больше я тебе ничего не скажу. Мэнди, ты же говорила, что не будешь настаивать. Ты обещала. Ты говорила…
– Миссис аль Рашид? Извините, но мне нужно поговорить с вашей сестрой.
Карин повернула голову. Пот застилал ее глаза, делая все вокруг расплывчатым и неясным, но все же она смогла увидеть, как Аманда отступила, пропуская доктора Роналда.
Доктор присел на краешек кровати и взял ее за руку.
– Ну, как дела, Карин?
– Мне… – Карин заколебалась. – Отлично. Доктор улыбнулся.
– Ты, конечно, крепкий орешек, но мы думаем, что уже пора.
Карин выдавила слабую улыбку.
– Доктор, скажите это ребенку.
– Именно это я и собираюсь сделать. Мы решили перевезти тебя в родильную палату, и там помочь малышу появиться на свет. Согласна?
– А это не повредит моему…
Очередная схватка скрутила Карин, и доктор сжал ее руку.
– Наоборот, это сохранит силы и твои, и малыша. Сейчас это лучшее, что мы можем сделать.
Доктор поднялся и отошел в сторону, а к кровати Карин подошли два санитара в белых халатах.
– Не волнуйтесь, миссис, – сказал один из них. – Оглянуться не успеете, как уже будете обнимать своего ребеночка.
Я не миссис, едва успела подумать Карин, как все закрутилось с невероятной быстротой. Ее осторожно подняли, переложили на каталку и повезли по длинному коридору. Рядом торопливо шла Аманда. Но единственное, что видела Карин, был бесконечный ряд белых лампочек на потолке. У бесшумно раздвинувшихся дверей Аманда наклонилась и поцеловала сестру во влажный лоб.
– Эй, – прошептала она.
– Эй, – тихо ответила Карин.
– Я люблю тебя, сестренка.
– Я тоже люблю тебя, – сказала Карин и спустя мгновение очутилась в комнате, выложенной белым кафелем, с лампой под потолком, яркой как солнце.
– Теперь расслабьтесь, мисс Брустер, – услышала Карин, и вдруг ее руку словно обожгло, когда игла вошла в вену.
– Начинаем, – произнес доктор Роналд, и она погрузилась в забытье.
Прошли минуты или часы, Карин не знала. Она с трудом заставила себя открыть глаза. Ее ослепил яркий свет. Над ней склонилась медсестра. Карин попыталась заговорить с ней, потому что ей вдруг захотелось рассказать кому-то о том, как все произошло, о том, что у ее ребенка есть отец, которого она не может забыть, как и тот час, который провела в его объятиях…
И вдруг все померкло. Карин очутилась в длинном темном тоннеле, из которого вышла прямо в жаркую августовскую ночь. Она была в «Эспаде», и ее жизнь должна вот-вот измениться навсегда…
Он был высоким и весьма привлекательным, и наблюдал за ней с того момента, как она вошла в комнату.
Наверняка это и есть Рафаэль Альварес, решила Карин.
На все попытки Аманды убедить ее познакомиться с ним, она отшучивалась.
– Он – друг Ника и приехал купить лошадей у Джонаса, – рассказывала Аманда, наблюдая, как сестра расчесывает свои длинные темные волосы. – И, конечно, мама пригласила его остаться на уикенд.
– Прекрати! – Карин обреченно вздохнула. Она должна была догадаться, что мать не откажется от намерения выдать замуж двух оставшихся дочерей. Поскольку Саманта оказалась вне пределов досягаемости, путешествуя где-то по Европе, мать решила сосредоточить все свои усилия на Карин. Она не знала, что та поклялась больше никогда не связываться с мужчинами, впрочем, это вряд ли бы ее остановило.
– Он великолепен, – не унималась Аманда, – богатый и невероятно привлекательный. Не настолько, конечно, как мой Николас, но он действительно нечто особенное.
– Тем лучше для него, – равнодушно заметила Карин.
