Женька проснулась до сигнала будильника. Скосив глаза на циферблат, вытянулась под одеялом, наслаждаясь теплом и последними, а оттого самыми драгоценными минутами покоя. Собаки уже проснулись и выползли со своих мест и теперь лежали на полу перед кроватью, не сводя с Женьки глаз. Маленький бело-рыжий Тяпа, такой же бесхвостый, как и беспородный, массивный Туман, серая кавказская овчарка. Женька оглядела их сквозь опущенные ресницы, не давая знать, что проснулась. Иначе оба сразу вскочат и подбегут к кровати. Тяпа встанет на задние лапы, часто виляя обрубком хвоста и своеобразно покряхтывая. А Туман будет вилять хвостом не спеша и солидно, а еще начнет тыкать Женьку носом — он и на всех четырех лапах выше ее кровати. Их обоих можно понять: ведь для Женьки скоро начнется рабочий день, а для них обоих — прогулка, поэтому у них с хозяйкой совершенно разное отношение к последним спокойным минутам, предшествующим звону будильника. Они ждали, когда этот непонятный им механизм своим громким сигналом разделит утро на «до» и «после» так же, как Женька этого не хотела. Но он все-таки запищал, этот чертов предмет, разгоняя в доме тишину, вспугивая покой и восстанавливая в своих правах гнет повседневной рутины. Только что у Женьки было право выбора: она могла встать, а могла еще и валяться. А теперь железное слово «надо» уже диктует ей, как поступать. Надо вставать. Надо кормить собак. И надо идти на работу. Поеживаясь, Женька села, спустила ноги с кровати. Собаки тут же вскочили, призывно глядя на нее и словно бы спрашивая, как же она может медлить в предвкушении такого чудесного дня.
— Мне бы ваши заботы, — проворчала Женька и поплелась на кухню разогревать им завтрак. Жила она в маленьком служебном домике, ютившемся недалеко от ограды, в уголке обширного парка, окружающего дом отдыха «Лесное озеро». Всего две небольшие, почти кукольные смежные комнаты и кухонька, но зато какая красота за окном! Женька отодвинула занавеску. Озеро было уже за оградой парка, но из кухонного окна его можно было видеть почти как на ладони. Большое и круглое, похожее на чашу в живописном окружении поросших лесом холмов. Когда погода была ясной и безветренной, эти холмы отражались в озере, как в зеркале. Холмы и небо, сверкающее лазурью в водной глади. Но сегодня было пасмурно и ветрено, и вода была похожа на старую смятую фольгу — серая, с тусклыми проблесками на гребнях невысоких и частых волн. Осень все явственнее давала о себе знать, вступая в свои права.
Женька поправила занавеску, разлила овсянку собакам по мискам, привычно выбрала из Тумановой миски все косточки, сковырнув с них пальцем в кашу кусочки мяса. Сама она никогда не завтракала, это вошло у нее в привычку. Да и не было у нее с утра такого аппетита, чтобы поглощать ту нехитрую снедь, которую она могла себе позволить. Жить самой и кормить двух собак — это было не так-то просто на небольшую Женькину зарплату. Приходилось выгадывать, выискивать в магазинах, где что подешевле. С получки, выезжая на автобусе в город, она сразу на весь месяц закупала собакам овсянку и кости как самое главное, а потом уже перебивалась как получится. Надо ведь было иногда и одежду, и обувь покупать. Хорошо еще, что Женькины запросы в этой сфере были сведены к минимуму: джинсы и что-нибудь к ним, в соответствии с погодой. Иначе было бы еще тяжелее. Но Женька не зацикливалась на своих финансовых трудностях. Когда по-настоящему проголодаешься, даже черный хлеб начинает казаться деликатесом. А все самые изысканные развлечения заменялись для нее походами в лес. Иногда вечером, после работы, а иногда и с утра, в те дни, когда не нужно было мести парковые дорожки — Женька работала в доме отдыха дворником, — она уходила в лес, за пределы парка. Не за грибами, не за ягодами, а просто так. В любое время года, только она и собаки. У нее было несколько своих тропинок, и она могла ходить по ним часами, то застывая над берегом озера, чтобы полюбоваться им, то замирая в восторге перед лесными пейзажами. Ложбины с поросшими мхом валунами в мрачном окружении темных строгих елей, среди которых пробивался хрустальный ручей, достойные любой сказки, или стройные высокие сосны с янтарно-золотистыми стволами, растущие на крутом золотистом песчаном берегу, — все это никогда не приедалось Женьке. Более того, у нее были свои любимые деревья, с которыми она даже могла остановиться и поговорить. Они были для нее живыми, они были ее друзья. Единственные друзья, не считая собак. Женька явственно чувствовала окружающую их живую ауру, их расположение к ней.
Она и сейчас улыбнулась, вспоминая ощущение удивительного душевного тепла при встрече с деревьями, их дружеское прикосновение к своему сознанию. Туман, уже съевший свою кашу, вопросительно взглянул ей в глаза.
— Сейчас пойдем, — сказала ему Женька.
Она ласково провела рукой по пушистой серой шерсти Тумана, и тотчас же Тяпа поставил на нее свои лапы — после того, как у них в доме появился Туман, этот мелкий рыжий сорванец строго следил за тем, чтобы все, особенно хозяйская ласка, было у них поровну, и не возражал лишь тогда, когда неравенство было в его пользу. Туман же относился к Тяпиным причудам со снисходительностью большой, мудрой и не избалованной в прошлом собаки. Вот и сейчас, оглядев бунтующего Тяпу, он перекинулся с Женькой понимающим взглядом и затрусил к входной двери. И Женька, чуть поотстав из-за Тяпы, направилась следом, уже на ходу надевая куртку — день сегодня не обещал баловать теплом.
