Пожилая женщина сделала глоток чая, поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце. И покачала головой, обращаясь к своей куда более молодой собеседнице:
– Нет, Лизонька, ты как хочешь, а я тебе скажу, что молодость и мудрость – вещи несовместимые. Будь молодой человек хоть семи пядей во лбу! Потому что дело не в его умственных способностях. Мудрость – она копится, как пласты горных пород, или приходит, как шрамы после ран: только с жизненным опытом. Надо многое пережить, пропустить через себя, все это прочувствовать. И вот тогда ты начнешь понимать этот мир по-другому, иногда даже словно бы изнутри. Перемоловшись и слившись с ним. И всех людей, со всеми их слабостями и горестями, начнешь воспринимать совершенно иначе… Но что я об этом с тобой сейчас говорю! Лет после сорока да с хорошим хвостиком ты меня вспомнишь и сама поймешь, что я имела в виду! А пока тебе сколько? Пока тебе всего двадцать девять!
– Тридцать, – тихонько поправила Лиза.
– Как?! Уже?! – женщина заметно смутилась. – Подожди-ка, какое у нас сегодня число?! Боже мой, боже!!! Как неудобно! Лизонька, поверь, я ведь помнила! Ах, как же я так!? Вот оно, пенсионное существование! Помнишь, когда у твоих дорогих людей дни рождения, но совершенно не помнишь, в каком из дней ты живешь! Ах ты, господи!
– Устинья Павловна, да будет вам, – Лиза накрыла ее руку своей. – Провела я этот день на работе, дежурила сутки. Так что торжественности в нем не было ни под каким углом. Еще и смена была из таких, что день можно считать за два. Телефон разрывался – думала, уползет из кармана от вибрации, но ответить возможности не было. Впопыхах тортик замяли с девчонками, уже на ночь глядя – вот и весь праздник.
– Нет, но я-то как оплошала!
– Ну хватит вам, правда, не стоит расстраиваться! А то сейчас накрутите себя, давление подскочит. А нам ведь этого не надо, правда?
Устинья Павловна улыбнулась:
– Лизонька, не хитри! И леший с ним, с давлением этим! Ты же знаешь, как я ненавижу, когда кто-то над ним трясется, перемеривая по сто раз на дню!.. Ты знаешь что? Сбегай-ка вниз, купи нам тортика! Хоть так отметим… А я тебе пока подарок достану, он у меня давно уж готов! Я так решила, что подарю именно это и именно тебе, на твой юбилей.
Лиза вздохнула: ну к чему все это?! Однако спорить не стала. Тем более что и кафе, в которое ее отсылали, было в этом же доме, на первом этаже. Только спуститься да по улице сделать пару шагов. Так что тортик Лиза принесла быстро. Выбрала тот, что поменьше, с воздушным кремом – они с Устиньей Павловной, ее «подшефной», обе такие любили. И чаепитие продолжилось, только теперь уже в более торжественной обстановке. Поначалу. Потому что потом Устинья Павловна подняла с пола Тусечку, свою собачку, все это время выпрашивавшую торта. И, усадив ее к себе на колени, принялась кормить из руки, отламывая небольшие кусочки.
– Надо было сразу ее за стол посадить, – сказала Лиза насмешливо. – Потому что все равно с самого начала было ясно, что вы не выдержите и, в конце концов, все-таки дадите ей снова сладкого, вредно оно ей там или нет.
– Ну что делать? Ветеринар нам это строго запретил, но ведь отказывать себе в удовольствиях тоже бывает вредно! Да, Тусечка? – умильно спросила пожилая женщина у тоже уже немолодой собачки, с которой на пару они и коротали в этой квартире свой век.
Туся тут же отреагировала на хозяйкины слова: поставила лапки ей на грудь и принялась вылизывать лицо, преимущественно губы.
Лиза отвела глаза, чтобы только этого не видеть: она не выносила таких сцен.
Бр-р-р! Вот уж гадость!
Хотя в целом собачка Лизе нравилась: хорошенькая, золотистого окраса, с пушистыми ушками и хвостиком, с красивыми большими глазами, словно бы обведенными по краю сурьмой. И, опять же, умница, чистоплотная, спокойная, ненавязчивая, а хозяйку так вообще понимает с полуслова.
– Ну на, на, толстушка ты моя, – сказала Тусе Устинья Павловна, тем самым давая Лизе понять, что они снова вернулись к поеданию торта и что можно спокойно поворачиваться к столу.
Она и повернулась. Улыбнулась, глядя на хозяйку с собачкой. Не зря же говорят, что хозяева со своими питомцами становятся похожи друг на друга в течение жизни! Вот и в этой парочке было что-то неуловимо схожее. Например, то, как Туська ест: даже зная, что пользуется в данный момент хозяйской слабостью, над которой в любой момент может возобладать здравый смысл, собачка делала это очень аккуратно, изящно. Только что губки салфеткой не промокала, как сделала бы это сама Устинья Павловна.
– Ладно, будет с тебя, – здравый смысл все-таки возобладал, и Туська вернулась обратно на пол. Вздохнула почти по-человечески, зная, что повторного счастья не выпадет.
– Что делать, милая? В нашем возрасте уже приходится себя ограничивать, – посочувствовала ей хозяйка. – И кстати, о возрасте… Лизонька, это тебе! Не вздумай отказываться, я уже давно все решила! И я так хочу! – Бархатная коробочка, вытащенная женщиной из кармана, легла на стол. – Примерь!
Лиза в растерянности застыла перед подарком. Она еще не знала, что там может быть, зато знала, что о коллекции Устиньи Павловны ходят легенды в узком кругу специалистов. Потому что лишь подлинные знатоки могли по достоинству оценить те ювелирные изделия и серию миниатюрных картин на эмали, частью еще и в драгоценной оправе, которые достались женщине по наследству от прадеда. По слухам, незаконного потомка очень знатных кровей. Устинья Павловна не любила об этом говорить, и Лиза поэтому не спрашивала. Но слышала, что коллекция, каким бы путем она ни попала в семью, в самом деле была уникальной. А коробочка, что лежала сейчас на столе, была явно не современной работы.
