Газета «Шёпот»
ГДЕ ТЕПЕРЬ МОЛИТЬСЯ
РАЗБИТЫМ СЕРДЦАМ?
Автор: Кутлас Найтлингер
Дверь в церковь Принца Сердец исчезла. Легендарный вход, выкрашенный в глубокий алый цвет разбитых сердец, попросту испарился в ночи в одной из самых почитаемых церквей района Храмов, оставив после себя лишь непроницаемую мраморную стену. Ни одна душа отныне не сможет войти внутрь…
Эванджелина спрятала газетную полосу двухнедельной давности в карман своей цветастой юбки. Дверь в конце обветшалого, потрепанного временем переулка виднелась едва ли выше ее роста и скрывалась за ржавыми железными решетками, а не была выкрашена, как до́лжно, в рубиново-алый цвет. Но несмотря на это, она могла бы поспорить на отцовскую лавку диковинок, что это – та самая пропавшая дверь.
Во всем районе Храмов не сыскать ничего более непривлекательного. Каждый вход здесь был произведением искусства с резными панелями, узорчатыми архитравами[1], стеклянными маркизами[2] и позолоченными замочными скважинами. И даже ее отец, человек верующий, говаривал, что здешние храмы, будто вампиры, – созданы не для богослужения, а чтобы очаровывать и завлекать людей в свои сети. Но эта дверь отличалась от иных. Она представляла собой шероховатый кусок древесины с отвалившейся ручкой и облупившейся белой краской.
Эта дверь не желала, чтобы ее нашли.
Вот только ей не утаить от Эванджелины свое истинное «лицо».
Ее зазубренные очертания ни с чем было не спутать. С одной стороны – изогнутая дуга, с другой проходила косая зубчатая линия, что вместе создавало половинку разбитого сердца, – символ Принца Сердец, одного из богов и богинь Судьбы Мойр.
«Наконец-то».
Если бы надежда обладала парой крыльев, то они расправились бы за спиной Эванджелины, вновь поднимая ее ввысь. После двух недель поисков по всей Валенде она наконец-то отыскала ее.
Когда в городском «сплетнике», лежавшем в ее кармане, впервые появилась новость об исчезновении двери из церкви Принца Сердец, мало кто видел в этом происшествии что-то магическое. Статья размещалась на первой полосе бульварной газетенки, а посему люди сочли ее очередной байкой для привлечения пожертвований. Двери ведь не могли сами по себе исчезнуть.
Но Эванджелина верила, что очень даже могут. История не казалась хитроумной уловкой; она, напротив, напоминала ей знак, указывающий направление, в каком вести поиски, если хочет спасти свое сердце и мальчика, которому оно принадлежит.
Может быть, она и не сталкивалась с вескими доказательствами существования магии, не считая диковинок из лавки своего отца, но все же веровала, что она есть. Отец девушки, Максимилиан, всегда говорил о магии так, будто она реальна. А ее мать была родом с Великолепного Севера, где грань между сказками и историей стиралась. «Все истории сотканы из правды и лжи, – любила говорить она. – Важно лишь то, во что веришь ты».
А Эванджелина обладала особым даром – верить в то, что другие сочли бы мифами, как, к примеру, в бессмертие Мойр.
Она отворила металлическую решетку. У двери не было ручки, и ей пришлось просунуть руку между ее зазубренным краем и грязной каменной стеной.
Дверь прищемила ей пальцы, окропив их каплями крови, и Эванджелина готова была поклясться, что слышала, как некий голос вымолвил: «Знаешь ли ты, во что собираешься ввязаться? Ничего, кроме разбитого сердца, ты здесь не получишь».
Но сердце Эванджелины уже было разбито. И она осознавала риски, на которые идет. Как и знала правила посещения церквей богов и богинь Судьбы:
