Однажды разбитое сердце - [5]

Вместо ответа она лишь пожала плечами.

Брови Джекса резко поползли вниз.

– Ты не знаешь, где родилась?

– Это обязательное условие, чтобы получить помощь?

Он снова оглядел девушку, на этот раз задержавшись взглядом на ее губах. Но Джекс смотрел на нее не так, словно хотел поцеловать. Его взгляд был слишком оценивающим. Он смотрел на ее губы так, как люди изучают товары в одной из лавок ее отца, будто они были вещью, которую можно купить, – вещью, которая может принадлежать лишь ему.

– Скольких людей ты целовала? – спросил он.

Крошечный огонек тепла опалил шею Эванджелины. Она работала в отцовской лавке диковинок с двенадцати лет. Ее воспитывали не совсем как подобает юной леди: она отличалась от своей сводной сестры, которую учили всегда держаться на расстоянии метра от джентльмена и никогда не водить беседы о чем-то более скандальном, чем погода. Родители поощряли в Эванджелине любознательность, авантюризм и дружелюбие, но ее смелость проявлялась не во всем. Некоторые вещи все же тревожили душу девушки, и то, как пристально Принц Сердец рассматривал ее рот, входило в их число.

– Я целовалась только с Люком.

– Прискорбно.

– Люк – единственный, кого мне хочется целовать.

Джекс почесал свой острый подбородок, глядя на нее с сомнением в глазах.

– Я почти готов тебе поверить.

– К чему мне лгать?

– Все лгут. Люди полагают, что я с большей вероятностью помогу им, если они пожелают чего-то благородного, настоящая любовь тому пример. – В его голос закрался намек на насмешку, что еще сильнее подпортило образ Принца Сердец, который она себе воображала. – Но даже если ты действительно любишь этого парнишку, тебе будет лучше без него. Люби он тебя в ответ, то не стал бы жениться на другой. Конец истории.

– Ты ошибаешься. – В ее голосе была та же уверенность, что и на сердце. Эванджелина сомневалась в своих отношениях с Люком после его неожиданной помолвки с Марисоль, но сомнения таяли на фоне столь значимых воспоминаний, накопившихся за все те месяцы, что они пробыли вместе. В ту роковую ночь, когда умер отец Эванджелины, – ночь, когда ее сердце неустанно колотилось и болело, – Люк нашел ее бродящей вдоль витрин лавки диковинок в поисках лекарства от разбитых сердец. Слезы текли по ее щекам из раскрасневшихся глаз. Она боялась, что плач ее оттолкнет парня, но он, напротив, притянул Эванджелину в свои объятия и сказал: «Не знаю, смогу ли исцелить твое разбитое сердце, но ты можешь забрать мое, ведь оно уже принадлежит тебе».

Эванджелина давно знала, что любит его, но именно в тот момент поняла, что Люк питает те же чувства. Его слова могли быть позаимствованы из прославленного романа, но он подкрепил их искренними поступками. Помог собрать кусочки ее сердца воедино в ту ночь и во многие последующие ночи тоже. И теперь Эванджелина решительно намеревалась помочь ему. Предложения руки и сердца и помолвки не всегда являлись проявлением настоящей любви, но она знала, что те моменты, которые они разделяли вместе с Люком, в самом деле говорили об этом чувстве.

Он несомненно был проклят. Каким бы безумным или глупым это ни казалось остальным, проклятье – единственное объяснение, в которое она могла поверить. То, что он не мог хотя бы поговорить с ней или что каждый раз, когда Эванджелина порывалась поделиться с Марисоль правдой, слова не вылетали из ее открытого рта, – абсолютная бессмыслица.

– Пожалуйста. – Умолять было не в ее духе. – Помоги мне.

– Не думаю, что твои мольбы помогут. Но я ценю правое гиблое дело. Я остановлю свадьбу в обмен на три поцелуя. – Глаза Джекса игриво блеснули, вернувшись к ее губам.

Щеки Эванджелины вновь запылали румянцем. Выходит, она ошиблась в отношении того, что он не хочет целовать ее. Но если истории были правдивы, то одного его поцелуя хватит, чтобы принести ей смерть.

У Джекса вырвался резкий короткий смешок.

– Расслабься, лапочка, я не хочу целовать тебя. Это убьет тебя, и тогда ты станешь весьма бесполезной для меня. Я хочу, чтобы ты поцеловала трех других. Тех, кого выберу я. В то время, которое выберу я.

– И какого рода поцелуй? Достаточно просто прикосновения губ… или нечто большее?

– Если ты полагаешь, что они считаются, тогда тебе никогда не довелось целоваться по-настоящему. – Джекс оттолкнулся от статуи и подошел ближе, снова возвышаясь над Эванджелиной. – Поцелуй без языка – ненастоящий.

Румянец, с которым она неистово боролась, разгорался все сильнее, пока ее шея, щеки и губы не запылали огнем.

– Почему колеблешься, лапочка? Это всего лишь поцелуи. – Голос Джекса прозвучал так, словно он сдерживал очередной смешок. – Либо этот Люк ужасно орудует своим языком, либо ты попросту боишься согласиться слишком быстро, потому что эта идея втайне полюбилась тебе.

– Мне не полюбилась эта идея…

– Значит, твой Люк отвратно целуется?

– Люк целуется замечательно!

– Откуда тебе знать, если не с чем равнять? Если ты, в конечном счете, останешься с Люком, то, возможно, даже пожалеешь, что я не попросил тебя поцеловать больше трех человек.

– Я не хочу целоваться с незнакомцами – Люк, единственный человек, которого желаю.

– Тогда это не такая большая цена, – категорично сказал Джекс.