Ты знаешь, иногда бывает,
Что нужно просто взять и встать.
Не оборачиваясь выйти.
И не оглядываясь жить
(С) Анна Табурянская
ВК Котята с пирожками. Избранное
Карина
— О-о-ох!
Створки автоматической двери с довольным выдохом съехались за моей спиной, отсекая жару, пробку и трассу. Мой путь домой, который начался еще затемно, но никак отчего-то не мог закончиться.
Вроде бы до дома и до мамы, ну, и до признания моего поражения по жизни оставалось всего двадцать километров, но проехать их… Пробка. Мертвая.
Может, мне тут и поселиться, на заправке?
Кажется, трассу нормальную между Москвой и Сочи обещали когда? Эх, ладно. А то вдруг построят. Хоть какую-то дублирующую. Как же тогда без серпантина, пробок и удушающего, муторного ожидания, что все сдвинутся. И погонят к морю и отдыху.
Я пересекла на удивление безлюдный магазинчик. Кинула алчущий взгляд на еду. Как-то у них пустовато. Странно прямо.
— Не подвезли, — правильно истолковала мой взгляд продавщица. — Авария впереди, так все до Сочи стоит.
— Сосиску, — с вожделением простонала я. — И кофе. Эспрессо. Я сейчас.
— Хорошо, — широко улыбнулась девчонка.
Но когда я вышла из двери с надписью «WC», то обнаружила, что нашего полку прибыло. За столиком у окна сидел огромный накачанный мужик. Короткая стрижка, темные волосы. В громадных руках со странно-длинными изящными пальцами была булка. С сосиской. Он склонился над ней. Сверкнули белоснежные зубы, мелькнул розовый язык.
Я вздохнула, представив, как он прокусывает кожицу розовой, вкусной, вожделенно горячей сосиски и… у меня вырвался подозрительный всхлип.
Незнакомец поперхнулся. Отложил сосиску. Как же он смог это сделать? Вот я бы точно не смогла. Как завороженная, уставилась на то, как он вытирает руки о салфетку. Зачем-то стаскивает роскошные солнцезащитные очки, поднятые на лоб.
— Сергей, — сказал он басом и широко, ясно, но как-то профессионально улыбнулся, засверкав синими-синими глазами.
Я посмотрела на него, пожала плечами.
— Очень приятно, — сообщила человеку с самым ненавистным мужским именем на планете.
Отвернулась и отправилась покупать себе еду.
— Простите, — девушка-продавщица поставила передо мной бумажный стаканчик с экспрессо. — Но последнюю сосиску забрал… э… господин.
Я медленно обернулась.
Господин. Матерь моя! Только сейчас обратила внимание, что этот ненормальный, он… в коже! Какие-то невообразимые джинсы с защитой на коленях, черная футболка — и рядом на скамейке кожанка, шлем… И перчатки.
Придурок! По такой жаре! Мужик, э-эй! Июль. Ты под Сочи!
Мужчина, поймав мой взгляд, интенсивно и зло задвигал челюстями… И подавился. Прокашлялся. Сделал глоток воды.
— Говорят, — проворчал он гулко и низко, — если человек подавился, это значит, что кто-то жадничает!
Жадничает?! Да у меня с утра, как я под Джубгой в пробку встала, и маковой росинки во рту не было! А серпантин тянулся и тянулся. Это же не езда, а полный ездец! А этот… отнял. И ест. Жрет! Сосиску.
Мерзавец.
— Хотите?
И он, поднявшись, протянул мне остаток МОЕЙ поруганной сосиски.
КОЗЕЛ!
Мужик отпрянул от моего взгляда. Запнулся о скамейку. Чуть не навернулся, удержал равновесие. И… булка полетела в одну сторону, сосиска — в другую. А кетчуп и горчица чудеснейшим образом украсили его черную, на вид совершенно простецкую футболку.
— Й-йес! — вырвалось у меня.
Да, нехорошо получилось. Да, стыдно даже. Особенно когда я поймала на себе укоризненный взгляд — странно даже, что у этого медведя оказалась настолько выразительная мимика.
Он не выругался, только вздохнул. Проворчал:
— Поел, называется.
И одним плавным движением стянул футболку. Развернулся огорченной спиной. Поднес пострадавший трикотаж к носу. Зачем-то понюхал.
Мама… моя. Я сглотнула. Это же просто мужчина мечты. Его же рисовать надо! У меня просто кончики пальцев зазудели. Вот так рисовать, спиной. Как у него напряглись мышцы. О! Его косым мышцам просто оды слагать надо!
Я шумно выдохнула. Мужчина плавно, словно выполняя па на уроке хореографии, развернулся. (Господи, какой бред! Этот дубо-медведь и танцы, вот же примерещится после серпантина и плохо спатой ночи!) Синие глаза, ехидные, насмешливые, уставились на меня.
Поняла, как выгляжу. Чучелко-чучелком, взмыленное, после дороги в полторы тысячи километров, рыжая беда закручена в дульку повыше, чтобы в глаза не лезло и шея меньше потела. На лице — ни грамма того, что делает женщину привлекательной. Даже туши. И эта нечеловеческая красота смотрит на мужчину. И только что слюни не пускает.
Мрак!
Я выскочила из магазинчика так, словно за мной черти гнались. Хорошо хоть умные раздвижные двери успели среагировать и разъехались. Видимо, опасаясь за свою жизнь при встрече с ненормальной мной. А то был бы позор: впечаталась личиком в стекло.
Долетев до своей белоснежной девочки-красавицы, я заскочила вовнутрь. Передернула плечами. За несколько минут, что я провела в магазине, внутренности машины раскалились до состояния адской топки.
Заурчал мотор, вкрадчиво зашуршал климат-контроль, обещая, что вот-вот безобразие прекратится. И внутри станет хорошо. Моя красавица, моя любовь. Моя аудяшечка. Ни за что с ней не расстанусь, и плевать, что с потерей работы мне такая роскошь не особо по карману. Зато что спасибо человеку-певцу с ненавистным именем Сергей.
