Я непристойно загоготал. Громко, вызывающе громко. Не помню, когда в последний раз
мой организм издавал столь откровенно хамские звуки, не исключаю, что приступ
подобного запредельного веселья случился у меня впервые в жизни. Я и сам не понял,
что меня так разобрало. Вроде бы, реального повода для подобной реакции не было и в
помине. Наоборот, обстоятельства заставляют меня крайне серьезно отнестись к
дальнейшему существованию. Более того, если говорить прямо, я принужден начать свою
жизнь заново. Не имея ни малейшего представления, как же ее следует выстраивать — эту
новую жизнь.
Считается, что многие люди с радостью ухватились бы за
такую возможность. Но дело в том, что прежняя жизнь меня вполне устраивала, и менять
ее я был расположен. Очень жаль, что мое желание не принимается во внимание.
Решение было принято задолго до моего рождения. Так распорядилась причудливая игра
генов. Ну, что тут скажешь — против природы не попрешь!
И что же здесь
смешного, спрашивается?
Ничто не предвещало столь решительного поворота
в моей судьбе. И вот — надо же! После десятилетнего отсутствия в гости заявился папочка
и доходчиво объяснил, что мои самые общие представления о жизни — лишь досадное
заблуждение. Пора, мол, проснуться, довольно пребывать в неведении. В результате я
остался у разбитого корыта, и случилось это не из-за того, что я крупно лопухнулся или
совершил непростительную ошибку, нет, все произошло само собой, поскольку так было
прописано в начальных условиях моего появления на свет. Не исключено, что именно это
показалось мне забавным. Оказывается, можно прожить долгую счастливую жизнь,
придерживаясь самых что ни на есть высоких моральных принципов, не грешить, любить
ближнего своего, работать по совести, ни в единой букве не солгав в своих текстах, и все
равно однажды узнать, что предыдущая твоя жизнь должна быть перечеркнута и
забыта.
По словам отца, отныне я, фантаст Иван Хримов, не могу больше
считаться достойным членом человечества, поскольку человеком в строгом смысле этого
слова не являюсь. Мое, казалось бы, от природы полученное право называться хомо
сапиенсом, было раз и навсегда опровергнуто современной наукой. Оказывается, я —
энэн, существо, которое скорее можно назвать неандертальцем, чем человеком.
Действительно ли неандертальцы являются нашими предками, науке достоверно
неизвестно. А вот то, что геном энэнов отличается от человеческого самым характерным
образом, поражая своим сходством с неандертальским — неоспоримый факт. Именно
поэтому нас и назвали нн-людьми или энэнами. То есть, напоминающими
неандертальцев.
Более разрушительной правды мне до сих пор выслушивать
не приходилось. И я не удивлен, что сообщил мне об этом отец. Как это на него похоже! Он
и прежде любил время от времени делать блестящие, потрясающие основы заявления. И
на этот раз не подкачал. Появился невесть откуда, быстренько все объяснил и упорхнул.
Класс! Вот уж поистине — его ни с кем не спутаешь. Ничуть не изменился. Словно бы и не
прошло десяти лет со дня нашей последней встречи. И я — существо несерьезное (тьфу,
едва не написал — человек), вынужден был поверить каждому его слову.
Впрочем, это понятно. Мне, как и любому человеку, как, наверное, и любому энэну,
хочется, чтобы в жизни было что-то по-настоящему стабильное, краеугольное,
неподвластное неумолимому ходу времени. Например, отец. Для подобной утилитарной
функции мой подходит наилучшим образом. Вот уж кто умеет производить сильное
впечатление на случайно подвернувшегося слушателя. Этого у него не отнимешь.
Умопомрачительно гордый и уверенный в себе, скорее расположенный к
интеллектуальным беседам, чем к открытому проявлению чувств, он привык верховодить
в любом разговоре. Настоящий ученый, принадлежащий к старой школе блестящих
одиночек, так поспешно и неумело замененных однажды научными сотрудниками. Внешне
эмоционально сдержанный, какими принято было изображать ученых в художественной
литературе, когда там их еще изображали, один из тех, для полноценного содержательного
разговора с которым необходимо сначала получить соответствующее образование.
Но это впечатление обманчиво, просто отец не любит, когда собеседники
обращают внимание на бушующие в его душе неслабые страсти, ему кажется, что это
мешает им правильно воспринимать содержащуюся в его словах информацию. А зачем
нужна речь, если в ней не содержится информация, он не понимал и раньше.
Естественно, что и во время памятной встречи на меня обрушилась масса разнообразных
сведений. Но почему-то мне показалось, что вовсе не для передачи знаний и инструкций
пришел отец. Я остро ощутил его неподдельную любовь ко мне, своему сыну. И, в свою
очередь, почувствовал впечатляющий прилив любви к отцу. Не хорошо я сейчас подумал
— «в свою очередь». Не все ли равно в нашем случае, кто первым почувствовал любовь к
своему собеседнику? В конце концов, это не спортивная игра. Нет, нет, я не расположен
играть с отцом в психологические игры. Правильнее, конечно, считать, что теплые
родственные чувства настигли нас одновременно. Кстати, скорее всего, именно так все и
было на самом деле.
