Юло Туулик (1940) — член Союза писателей Эстонии, прозаик, публицист. Выпускник ТГУ (1963, эстонская филология). В нашем журнале публикуется постоянно, входит в редакционный совет, соавтор нескольких журнальных проектов.
Татьяна Никитина — филолог, журналист, переводчица (МГУ). Сотрудник журнала «Linguistika Uralica». Для нас переводила с эстонского статьи Яана Кросса. Владеет венгерским. Публикуемое эссе Юло Туулика «Valguse kaes» — U. Tuulik, Eri Klasiga Kielis ja muud jarelejaanud paberid (Tallinn, Fantum, 2006).
***
Он лежал в открытом гробу. Умер.
Сверху из люстры струился мягкий и спокойный чистый свет — равномерно, медленно и безмятежно, будто из прошлого столетия, из глубины веков, из бесконечности. И хотя большой зал был полон людей, никакого иного звука или движения не было слышно, кроме ощутимого лишь физически потока света, среди которого в открытом гробу, как Ной в своем ковчеге, лежал Старый Еврей.
Столько света, как здесь, никогда не окружало его при жизни, только в смерти обрел он наконец то, к чему стремился всю жизнь — он искал свет, читая, слушая и вбирая в себя деяния и размышления людей прошлых столетий, аккумулируя и анализируя их, затем рассказывая о них и описывая их. Таких людей называют учеными и мыслителями.
На долю Старого Еврея выпало жить во времена, когда власть предержащие не желали быть слишком просвещенными, а потому относились с подозрением и предубеждением ко всем, кто считал просвещение главным в жизни человека. Власти использовали своих подчиненных и т. н. государственные институции для того, чтобы они строго следили и затем докладывали, в каких источниках света люди ищут опору и ответы на свои вопросы и не намерен ли кто-нибудь отечественный свет заменить иноземным.
Старый Еврей не хотел, чтобы люди, которые приспособились к такому положению, произносили речи на его похоронах. В его окружении многие были такими. Он хотел, чтобы они не говорили о том свете, который он излучал. Он полагал, говорить об этом поспешат те, кто при жизни доносил в известные институции обо всем, что он произносил или писал.
Старый Еврей знал, что не один из них придет на похороны и даже будет с честным лицом стоять в почетном карауле.
Пусть хоть помолчат.
Свет падал на него сверху, медленно и спокойно, будто из прошлого столетия, когда трусость и подлость назывались своими именами и потому встречались реже. Старому же Еврею пришлось жить в те годы, когда подлость стала государственной нормой, была засекречена и оплачивалась.
В гробу он был как ребенок. Голова на подушке склонилась набок, как у ребенка. Он излучал беззащитность. Длинные усы обвисли, но в лице ни горести, ни грусти, только удивительное облегчение. Черты лица, однако, были подчеркнуто иудейскими, но никто из собравшихся ни в мыслях, ни в словах не осознавал этого, потому что молчание в зале объяснялось не его национальностью, а благоговением и преклонением перед тем светом, который с какого-то мгновения как бы уже не падал сверху, а шел от беспомощного человека в гробу, из-под его обвислых усов.
Долговязый вошел в зал в 12 часов 4 минуты.
Вслед за ним шел стройный юноша в мундире, но не военном, хотя и торжественном, с лентами и эполетами: молодой человек изысканно нес венок, который возложил к изголовью гроба.
Интенсивный поток света в этот момент был не единственным движением в зале. Люди вытягивались, чтобы разглядеть Долговязого. Тот знал, что на него смотрят, но делал вид, что не знает об этом.
Долговязый остановился у гроба и опустил голову — сама интеллигентность и элегантность. Большинству собравшихся он запомнился бы и не будучи тем, кем он теперь стал.
При его появлении со своего места поднялся ректор Пеэтер Тулвисте. Он встал только из-за Долговязого. Неделю назад ректор перенес тяжелую операцию на сердце. Только что вернулся из Хельсинки. Все время ему казалось, что вот-вот упадет или потеряет сознание. Долговязый пожал ректору руку, и они сели рядом в тишину и свет, где у гроба проходила смена почетного караула.
Они скончались в один день. 28 октября 1993 года — дирижер Пеэтер Лилье, известный спортсмен Хуберт Пярнакиви и Старый Еврей.
Тем утром Долговязый улетал в Германию, чтобы открыть в Билефелде дни культуры и произнести речь перед концертом Эстонского государственного симфонического оркестра в Мюнхене. Ребенком Долговязый посещал школу в Берлине. Его немецкий язык был безупречен. Ему нравилось выступать с речами в Германии. Старый Еврей учился в немецкой школе в Петербурге.
Впервые Долговязый встретил Старого Еврея в Тарту в 1951 году, когда он был студентом-историком, а тот преподавал в Тартуском учительском институте.
Имя Старого Еврея студенту было знакомо.
Студент писал курсовую работу о декабристах-офицерах, которые выступили против официальной власти. Он владел русским языком, который выучил в средней школе Яранска, во время пребывания в ссылке в Кировской области.
К большому удивлению студента Старый Еврей предложил ему свои личные материалы о декабристах для использования в курсовой работе.
Позже студент станет историком, путешественником и исследователем финно-угорских меньшинств, писателем, политиком и будет избран на высокую должность.
