Жил в сорока верстах от Черного Бора в городе Кудеярове купец один – Иван Алтынников. Завидущий-презавидущий!.. У кого что увидит, так весь завистью и запылает: почему его? почему не мое?.. Бывало, дня по три ходит туча тучей, не ест, не пьет – одно дело делает: завидует. Другие купцы на что жадины, и те над ним смеются:
– Ты, – говорят, – Ивашка, не скупись, тряхни мошной, купи вещь облюбованную!
А он в ответ: «Купил бы, братцы, да денег жалко: сейчас деньги мои, а куплю – чужими станут. Я тогда от зависти совсем помру».
Прослышали черти из Черного Бора про такую Ивашкину болезнь и решили над ним подшутить. А у чертей какие шутки? Либо стащить что-нибудь, либо одурачить кого, либо из человека такого же черта, как они сами, сделать. Вот и подослали они к Алтынникову под видом странника самого хитрого черта Гаврю.
– Иди, – говорят, – Гавря, к купцу Алтынникову, наплети ему что хочешь с три короба, только пусть он вскорости по своей воле от лика своего откажется да чужой нацепит. А мы посмеемся.
Кивнул головой Гавря, левым копытцем топнул и – исчез. А у дома купца – возник. Одежонку странника от пыли отряхнул, волосики на голове пятерней расчесал, рожки ими прикрыл, нос-пятачок подлиннее вытянул, на ногах лапти поправил, а уж потом и в калитку постучался.
– Кто там? – грозно откликнулся купец Алтынников. – Ежели за милостыней – ходи прочь! По будням и корочки не подам!
– Не за милостыней я – за делом! – отозвался Гавря в ответ. – Поручение у меня, должон исполнить!
– Какое такое поручение? К кому? От кого?
– К купцу Алтынникову Ивану свет-Тимофеевичу. А от кого да зачем – потом скажу.
Подумал-подумал Алтынников да и открыл калитку страннику. Вошел Гавря во двор, осмотрелся. Пуст стоял двор, пуст был купеческий дом – все от жадины завидчика сбежали.
– Ну, – спрашивает Алтынников, – какое у тебя, бродяги, поручение? Говори скорей, пока обратно на улицу взашей не вытолкали.
– Так ведь некому, кажется, взашей толкать? А, Иван Тимофеевич?.. – улыбнулся подозрительно странник. И добавил уже серьезно: – Велено мне, купец Алтынников, от царя запечного Усата Усатыча поклон тебе передать, да колечко волшебное впридачу.
– Мне?! От царя?! За что? – удивился Алтынников.
– За доброе дело. Забыл, как ты его, Усата Усатыча, из беды выручил?
– Я?! Усат Усатыча?!
– Забыл… – покачал укоризненно головой насмешник Гавря. – А он, драгоценный, все помнит. При нем тогда колечка-то не было, так он, любезный, во владения свои вернулся, все перерыл, а колечко волшебное разыскал. Подманил меня крылышком своим царственным и приказ мне на ухо прошуршал: – Иди, говорит, слуга мой верный Гаврюшечка, в дом купца Алтынникова. Передай Ивану свет-Тимофеевичу поклон мой да кольцо в подарок. Объясни, что колечко-то не простое, волшебное. Кто его на палец наденет, да слова заветные скажет, тот в кого захочет, вмиг превратится.
– А какие слова? – выдохнул Алтынников, еще не веря в привалившее счастье.
– А вот какие:
Царь Усат, ты на все тороват,
Выдь скорей на крыльцо,
Поменяй мое лицо!
Он и выйдет, и поменяет…
Сказал это Гавря, ухмыльнулся, передал купцу волшебное колечко и… сгинул. А может, и так ушел. Алтынников того и сам толком не заметил. Стоит Иван Тимофеевич посреди двора, кольцо в дрожащих руках держит. «А вдруг обманул?.. А вдруг надсмеялся?..»
А ему кто-то невидимый на ухо шепчет: «А ты надень колечко-то… Испытай его».
Покрутил купец головой – нет никого рядом. Однако совету внял: просунул с трудом безымянный палец правой руки в кольцо и слова заветные забубнил под нос:
Царь Усат, ты на все тороват,
Выдь скорей на крыльцо,
Поменяй мое лицо!
А кто-то невидимый опять подсказывает: «Да скажи, на чье лицо поменять!»
– На принцевича!! – бухнул второпях Алтынников.
Засмеялся незримый подсказчик, однако смех свой быстро унял и купцу в третий раз шепнул на ушко: «А теперь, Ивашечка, ступай в избу. Глянь на себя в зеркало.»
Послушался Алтынников, вошел в дом, глянул в зеркало… Матушка родная! Стоит перед зеркалом красавчик неописуемый, личико светлое, брови соболиные, очи карие, губки бантиком сложены! И наряд на красавчике не купеческий, а наполовину царский, наполовину какой-то заморский. Поверх кафтана, золотом расшитого, еще какая-то фуфаечка напялена, по шитью сразу видно – не наша, штаны – тоже не русские, короткие, до колен даже не достают и в обтяжку. Зато на ногах – чулки, а на туфлях – бантики.
– «Майн Готт! – подумал купец Алтынников. – Никак и вправду колечко волшебное!.. Как же я теперь в таком виде шпациренгеен пойду?! Ведь это ж срамота!.. Реприманд на всю жизнь!»
– А не надо было в «принцевича» оборачиваться, – зашептал насмешливо Гавря, – царевичем тоже неплохо было бы…
– Не хочу в царевича! Хочу в кого попроще!
– Так пожелай, свет-Тимофеевич, оно и исполниться…
– Да уж вижу!
Постоял-постоял купец Алтынников перед зеркалом и придумал, в кого ему теперь обратиться:
Царь Усат, ты на все тороват,
Выдь скорей на крыльцо,
Поменяй мое лицо!
И подсказал: хочу разбойником с большой дороги стать! Награблю золотишка – и обратно в Кудеяров возвращусь!
Ладно, сделали черти Ивашке, как он просил. Мига не прошло, а уж стоит перед зеркалом не «принцевич» в чудоюдной одежде, а страшный-престрашный разбойник с кинжалами и пистолетами за поясом. Посмотрел на свое отражение Алтынников и в обморок упал: всю жизнь он встречи с разбойниками боялся и вот где встретиться довелось – в родном дому, один на один! Полежал Иван Тимофеевич часок на холодном полу, очнулся.
