Жили-были в одном городском доме в теплом подполе пять мышей. Самым старшим среди них был красавец Кусака, помладше – шустрая Сыроежка, еще младше – двойняшки Батончик и Сухарик, а самой младшенькой среди них была крошечная Горошинка. Жили мыши дружно, никогда не ссорились, на досуге, как могли, развлекались. Кусака, например, песни пел. Возьмет, бывало, просяную соломинку в лапки, как гитару настоящую, невидимые струны на ней заперебирает, глазки под лоб заведет и давай романс собственного сочинения петь:
Мышиное сердце бьется неровно,
Мышиное сердце тревогой полно.
Чу, слышишь, крадется,
Чу, слышишь, крадется,
Чу, слышишь, крадется ОНО.
На лапах чудовище к мышке крадется
И щерит зубастую пасть…
Ах, добрые люди,
Прекрасные люди,
Не дайте же мышке пропасть!
Поет Кусака, а другие мышки слушают его и восторгаются: «Ах Кусака!.. Ну молодец!.. Чисто артист настоящий!..»
Кусаке это, конечно, нравится, и он еще пуще публике угодить норовит: то «Мышиный вальс» исполнит, то «Грызунский марш» по надутым щекам отбарабанит, то «Концертом для мыши с кошачьим оркестром» свою компанию порадует.
Хорошо жилось мышам в подполе, почти как в раю! Одно было плохо: приходилось на охоту за едой ходить в Квартиру Человека, где жило страшилище по имени Мурзик. Страшилище было тигровой окраски, пушистое, с изумрудными глазами, светящимися в темноте, и длинным-предлинным хвостом, похожим на толстенную веревку. Веревок мыши не боялись, они их нагрызлись вволюшку, а вот хвост и само страшилище пугали их здорово. Даже храброго Кусаку передергивало при воспоминании о Мурзике, а бедная Горошинка – та и носа боялась высунуть из норки, так ее запугали рассказами о домашнем тигре. Из-за этого она часто оставалась голодной, потому что хотя друзья и делились с ней своей добычей, Горошинке этого было все-таки мало. Однажды, правда, она выскочила из своего заточения и ринулась за Кусакой, Сыроежкой, Батончиком и Сухариком в жилище человека, где лежал без охраны забытый кусочек сыра, но когда она добежала до конечного пункта, сыра уже не было и в помине: его слопали впереди бегущие.
Потом, уже сидя дома на плетеном соломенном коврике, Кусака стал втолковывать бедной Горошинке: «Пойми, нужно быть энергичнее! Нужно бороться с собственной трусостью!»
Сыроежка поддакивала: «А то пропадешь, милая, худей хвоста станешь!»
– Я это чувствую… – кивала головой Горошинка и роняла слезинки. – Но я ничего не могу с собою поделать, ну совсем ничего!
– Я тоже не мог до четверга, – вмешался в разговор Сухарик, – а в четверг смог. Помните, как я принес на прошлой неделе пряник? Он был почти целый! – похвалился Сухарик перед друзьями.
– Сегодня тоже четверг, – заметил Кусака, – но что-то наша Горошинка не рвется идти за пряником.
– Она и не отважится по собственной воле, – сказал мудрый Батончик. – Я вот что придумал: давайте устроим Горошинке экзамен на смелость!
– Какой экзамен? – удивился Кусака.
– Обыкновенный: пошлем в разведку. Что найдет – ее, много найдет – с нами поделится, – охотно объяснил Батончик.
– Одной идти?! – с ужасом прошептала Горошинка. – Я боюсь!
– Не бойся, – успокоил ее Батончик, – и в одиночестве есть свои прелести. Я тоже боюсь, но я всегда сыт! – и он похлопал себя по круглому, как орех, животу.
– Иди – иди, – посоветовала Сыроежка, – так и так пропадешь!
Горошинка поднялась с коврика: «Братцы…»
Но Кусака строго оборвал ее: «Иди!» И показал лапкой на выход из норки.
– Не дрейфь! – подмигнул Сухарик. – Сегодня четверг – счастливый день!
Горошинка, пошатываясь от страха, подошла к отверстию.
– Братцы…
– М-мяу! – крикнул шутник Кусака.
Горошинка пулей влетела в дыру.
– Хорошая была мышка, – прошептала с грустью Сыроежка, посмотрев ей вслед.
– Только так и нужно воспитывать подрастающее поколение! – сказал Батончик.
– Это точно! – согласился с ним Кусака. – А то вырастут, а романтики, мужества настоящего – и не нюхали. – Он протянул лапу, взял гитару-соломинку и, чтобы развеять в жилище грусть, запел новый, только сегодня сочиненный, романс.
А тем временем Горошинка продвигалась по Комнате Человека все дальше и дальше от родимой норки. Была уже ночь, но луна и уличные фонари хорошо освещали через окна Комнату.
– БУММ! – пробили вдруг час ночи настенные часы.
Горошинка закрыла в ужасе глаза, а ее хвостик отбил по полу барабанную дробь. Придя чуточку в себя, несчастная мышка двинулась дальше с закрытыми глазами и вскоре забрела под стул, где и уперлась лбом в одну из его ножек. Отпрянула в страхе назад и стукнулась о другую ножку.
«Попалась…» – подумала Горошинка и подняла вверх лапки. Но ее никто не спешил брать в плен или есть. И тогда Горошинка открыла глаза и увидела, что опасности большой пока нет и можно двигаться дальше. Она побрела к дивану. С дивана свисал полосатый шнур, очень толстый и ворсистый. Поколебавшись немного, разведчица из мышиного подполья решила залезть на диван и осмотреть Квартиру сверху. Полосатый толстый шнур был хвостом кота Мурзика, но Горошинка не догадывалась об этом. Бесстрашно вцепившись в полосатый канат, она забралась наверх и оказалась между спинкой дивана и спиной кота. Пройдя по этому узкому коридору до ближайшего поворота, Горошинка подумала: «Кругом ковры, мебель… А съестного – ничегошеньки…» И тут Горошинка увидела кошачью морду и поняла, где находится. Перепрыгнув через голову страшилища, она вновь очутилась на полу. Но бежать прочь у нее уже не было сил. «Слопает – не слопает?.. Проснется – не проснется?..» – отстучали в ее мозгу тревожные мысли. Кот пофыркал во сне и уткнул свой нос в живот. – «Кажется, пронесло…» Горошинка с трудом отлепила от пола лапки и побрела на кухню. Заглянула в полуоткрытую дверь и прошептала с горечью: «Какая чистота… Даже противно!»
