Коммунисты не выдумывают влияния общества на воспитание; они лишь изменяют характер воспитания…
К.Маркс и Ф.Энгельс «Манифест коммунистической партии»
Моё поколение просто обязано было вырасти настоящими советскими людьми. Система общественного воспитания делала для этого всё. В возрасте 4-5 лет мы бодро маршировали строем, а команду «В колонну по четыре становись!» выполняли в считанные секунды. И каждый точно находил своё место, за исключением самых тупых, которых обычно было не больше одного-двух.
Мы в этом возрасте уже чётко усвоили, что значит «надо». Глазом не моргнув, мы говорили о том, как мы любим детский сад, хотя в душе каждый его ненавидел. Но так было «надо»! Если вдруг во время обеда на столах появлялись салфетки в красивых подставках, мы знали, что их трогать нельзя. Потому что это салфетки не для нас, а для комиссии, которая сегодня проверяет наш садик. «Гости» уйдут, и салфетки заберут. Так «надо»! А если находился кто-то наивный, который тянулся к салфетке, грубый окрик воспитательницы «Куда ле зешь!?» приводил его в чувство. Мы не задавали дурацких вопросов, зачем на полках стоят игрушки, которые не разрешается брать в руки, и куда девались апельсины, которые разгружали во дворе сегодня утром. Так «надо»!
Вы не подумайте: мы не были только пассивными наблюдателями. Мы сами были активными участниками воспитательного процесса. Конечно, любая воспитательница сама могла поставить каждого из нас в угол или отвесить подзатыльник. Но это было неинтересно. Поэтому активно применялась система общественных наказаний.
Приходит, например, группа с прогулки на обед. Все только что разделись и ещё не расселись за столы. Воспитательница громко объявляет:
– Дети, сегодня, как всегда, плохо себя вёл Зайцев! Подходим и бьём Зайцева!
Детям не нужно два раза повторять. Дружной толпою они окружают Виталика Зайцева, известного хулигана и забияку, и начинают его молотить. Удары наносятся только рукой и только сверху вниз сжатым кулаком. Так положено. Это давно установленное правило, и другого не допускается. Группу избивающих возглавляет Валера Кац, тоже довольно хулиганистый малый, постоянный соперник Зайцева за лидерство в группе. Он активно работает кулаком, призывая товарищей следовать его примеру.
– Хватит! – командует воспитательница.
Толпа расступается. Красный, как помидор, Зайцев, глотая слёзы и бормоча что-то сквозь зубы, отправляется на своё место. Ему больно, но, судя по всему, хорошо себя вести он в дальнейшем не собирается. Толпа начинает разбредаться по углам, и тут воспитательница снова объявляет:
– А ещё сегодня плохо себя вёл Кац! Теперь бьём Каца!
Все, кто остался, уже меньшим числом, окружают изумлённого Каца. Опускаются кулаки.
– А-а-а-а! – сразу же доносится из толпы истошный крик.
– Хватит! – звучит команда.
Все послушно расходятся. Валера Кац сидит на корточках и оглашает комнату надрывным рыданием. Вряд-ли, чтобы его так сильно побили. Очевидно, это – шок, обида. Слишком резкая смена статуса. Только что он был предводителем избивающих, душа пела, и вдруг он – ничто, мишень для ударов! Это трудно переварить!
Один раз и до меня дошла очередь. Но здесь воспитательницу ждало разочарование. Я оказался не очень чувствительным к боли. Я покорно стоял, втянув голову в плечи, и как-то отстранёно ощущал град ударов, сыпавшихся на меня. А, может быть, били не очень сильно,- никто не имел на меня зла. Прямо передо мною работала пухленькой ручкой скромная, застенчивая девочка Валя Ярош. Тоже без всякого зла, просто исполняла свою обязанность легко и с улыбкой. После экзекуции я вышел из толпы угрюмый, но не плачущий, и покорно поплёлся на своё место. Поэтому больше меня такому наказанию не подвергали, – не тот эффект! Персонально для меня придумали новое средство – так называемое «сбрасывание». Со словами «Сейчас Усенко будем сбрасывать!» воспитательница подхватывала меня под мышки и, перенеся через перила, держала над лестничным пролётом на уровне второго этажа. Высоты я боялся, так что изобретение попало в самую точку. Закрыв глаза от страха, я дрыгал ногами и орал не своим голосом. Воспитательницы из других групп приходили перенимать опыт.
Кстати, наказывали меня довольно часто, но я до сих пор не могу понять, за что. В детстве я был типичный слабак и тихоня. Шумных подвижных игр я не любил. В общении со сверстниками я чаще был среди тех, кого обижают, чем среди тех, кто обижает. Нарушения общественного порядка у меня выражались лишь в том, что я не спал во время «тихого часа», да ещё переговаривался с товарищем на соседней койке. Вот, пожалуй, и всё. Поэтому, когда воспитательница яростно трясла меня за грудки, приговаривая: «Ух, ты – гадость такая!», я искренне не понимал, чем же я такая уж гадость!
У многих может возникнуть резонный вопрос: а знали ли наши родители о том, что происходит в детском саду? А если знали, то как реагировали? Безусловно, мы, как нормальные дети, много раз рассказывали дома о том, как нас в садике бьют или, скажем, заставляют часами стоять с поднятыми вверх руками. Причём сгибать руки в локтях или опираться о стену запрещалось.
