Так уж получилось, что в шахматах мне приходилось выступать в самых различных ипостасях. Я увлекся ими в 1935 году во время проходившего тогда в Москве II международного турнира. На самом турнире мне побывать не удалось, но я был зрителем на сеансе Ласкера для московских школьников и видел, как чемпион моей школы Алик Прорвич победил экс-чемпиона мира.
В том же году мне посчастливилось прослушать лекцию мастера Николая Григорьева, и она произвела на меня неизгладимое впечатление. Когда Григорьев показывал свои пешечные этюды, тонкими артистичными пальцами передвигая фигуры на демонстрационной доске, я скорее почувствовал, чем понял, все богатство, всю глубину и красоту шахмат, увидел, как человеческая мысль одухотворяет маленькие деревянные фигурки, и они, словно заправские актеры, начинают разыгрывать чудесный спектакль, способный затронуть человеческую душу. Восприятие шахмат как искусства сблизило меня с этой игрой.
В 1940 году, уже кандидата в мастера и студента, меня пригласили поработать демонстратором на XII чемпионате страны. Турнир проходил в Большом зале консерватории, там я впервые увидел шахматную элиту не из зрительного зала, а из-за кулис. В 1944 году я стал мастером и вошел в эту элиту. За свою долгую жизнь мне пришлось быть не только игроком, но и тренером, секундантом, спарринг-партнером ряда ведущих шахматистов, в том числе чемпионов мира. Я выполнял обязанности арбитра и главного арбитра самых ответственных соревнований — матчей на первенство мира, Олимпиад, различных международных встреч и турниров. Десятки лет входил в руководство нашей федерации и ФИДЕ и почти 40 лет проработал главным редактором журналов «Шахматы в СССР» (впоследствии «Шахматы в России») и «Шахматный бюллетень».
Нужно ли теперь говорить, что я знаю шахматную жизнь и шахматную элиту вдоль и поперек не только с внешней, парадной стороны, но и с внутренней, закулисной, во многом скрытой от любителей шахмат. Ведь шахматы многолики. С одной стороны, это игра царей, ставшая поистине царицей игр, игра джентльменов, высокоинтеллектуальный благородный спорт. С другой — постоянный, иногда исключительно острый конфликт личностей, даже целых поколений, столкновение самолюбий и честолюбий, высочайший эгоцентризм. Вокруг шахматной доски нередко переплетается самое высокое и самое низкое.
Недавно, работая над сборником своих избранных партий, я пытался показать не только то, что происходило на шахматной доске, но и рассказать о том, что происходило за кулисами шахматной сцены. Выяснилось, что этого самого «закулисья» оказалось так много, что мне ничего другого не оставалось, как посвятить ему еще одну книгу.
Эта книга перед вами.
Добавлю только, что почти полвека я занимаюсь историей шахмат. И, чтобы лучше понять события, очевидцем которых мне пришлось быть начиная со второй половины 30-х годов, читателю будет полезно познакомиться с тем, что происходило в шахматной жизни страны раньше.
В XIX веке Россия заметно отставала по уровню развития шахмат от таких стран, как Англия, Франция и особенно Германия.
А как обстояли дела в начале XX века?
Именно тогда, в 1903 году, в печати разгорелась дискуссия между двумя издателями П. Бобровым и Д. Саргиным. Оспаривая утверждение Боброва о распространении шахмат в нашей стране, Саргин писал, что из двухсотмиллионного населения России не нашлось 400–500 подписчиков на шахматный журнал. Далее он развивал свою мысль: «Шашки, те, действительно, у нас распространены; много есть велосипедистов и футболистов, и лыжников, но партнера в шахматы, особенно в провинции, не часто встретишь. А больше всего до последнего времени распространение имел у нас алкоголизм, как известно, враг всякого спорта, будет ли этот последний чисто умственный, как шахматы и шашки, или чисто физический, как велосипед, борьба и т. д.»
Признавая горькую правду слов об алкоголизме, тем не менее с доводами Саргина согласиться нельзя. Как раз в конце 1903 года начало свою деятельность Петербургское шахматное собрание. Хотя в его уставе было записано, что учащиеся туда не допускаются, но руководство собрания смотрело на это сквозь пальцы и ставило своей главной задачей поиск способных молодых дарований. Поэтому неудивительно, что из стен собрания вышли такие шахматисты как будущие чемпионы страны Г. Левенфиш и П. Романовский. Шахматным премудростям учился там и отец будущего седьмого чемпиона мира В. Смыслова.
В 1909 году, после смерти М. И. Чигорина, в Петербурге удалось провести крупный турнир, посвященный его памяти. Деньги на него собирали всем миром. Как теперь принято говорить, спонсорами явились сам император Николай II, а также ряд членов императорской фамилии, промышленник князь Е. Демидов Сан-Донато, сахарозаводчик М. Терещенко, табачный фабрикант М. Бостанжогло. Основательную поддержку оказал финансовый клуб, под вывеской которого в Петербурге процветал игорный дом. Однако о возраставшем интересе к шахматам ярче говорят значительно более скромные спонсоры, такие, например, как скинувшиеся по гривеннику 18 юнкеров артиллерийского училища, чьи имена остались неизвестными.
