Александр Попов
Новая Земля
Солнце всегда взойдет
Начало романа
Хорошие деньги
Смерть - копейка
В дороге
Мистерия
Наследник
Человек с горы
СОЛНЦЕ ВСЕГДА ВЗОЙДEТ
ПЕРЕЕЗД
Мы перекочевали в Елань, когда мне было восемь лет. Долго, будто суденышко в шторме, мотало нашу большую семью по Северу, по его медвежьим углам - по стройкам, партиям, приискам. И вот, наконец-то, - тихая гавань, о которой так мечтала мама и которая совсем не по сердцу была папке неисправимому бродяге и непоседе.
Елань хотя и большой поселок, но по-деревенски тихий. Лишь на берегу реки пыхтел, скрежетал и чихал, как старый дед,лесозавод. Он неспешно, лениво всасывал в свое металлическое нутро бесконечный караван бокастых бревен, которые с важностью тянулись по воде, и выбрасывал из себя золотисто лоснящиеся доски, вихри опилок и кучерявых стружек.
Месяц назад мы приехали в Елань, пожили в тесном доме у маминого брата дяди Пети и сегодня переезжаем на новую квартиру. Папке ее дали на заводе вне очереди - большая семья.
Теплый июньский день. Жаркий ветер. Серые кучи стружки хрустят под колесами телеги, в которую запряжена старая, с плешинами на ребристых боках лошадь. Телега высоко наполнена вещами. На самой их макушке, на подушках, сижу я, прижимая к груди кота Наполеона и кошку Марысю, и сестры Лена и Настя с куклами. Они показывают вприпрыжку идущим за нами мальчишкам языки. Внизу, на тумбочке, сидит мама с хнычущим Сашком. Ему хочется к нам, но мама не позволяет, опасаясь, что он свалится.
- Хочу на поюшку, хочу на поюшку... - зарядил брат.
Я иногда шепчу ему:
- Рева - корова!
Он плачет громче. Мама смотрит на меня, сдвинув брови к переносице, иобещает наказать.
Сестра Люба то и дело отворачивает свое красивое смугловатое лицо от мальчишек-подростков, которые засматриваются на нее. Она краснеет под их влюбленными взглядами. Она идет рядом с папкой и несет в руках накрахмаленное платье, которое боится помять. Один парнишка так засмотрелся на нее, что ударился лбом о столб.
- Крепкий? - спросил у него папка.
- Что?
- Столб, спрашиваю, крепкий?
- Не очень, - смущенно улыбнулся паренек. - На моей улице крепче.
- Тпр-р! - сказал папка.
Лошадь остановилась возле большого щитового дома. Здесь нам жить.
В кучке глазеющих на нас ребятишек я увидел красивую девочку лет десяти, которая выделялась своим белым шелковым платьем. Ее звали Ольгой Синевской. Она пальцами сделала рожки и показала мне язык. Я ответил ей тем же. Неожиданно схватил тяжелый черный чемодан, напрягся от невероятной тяжести, но пытался улыбнуться; понес его во двор. Косил глаза в ее сторону: смотрит ли она на меня и как? Войдя во двор, упал на чемодан, не донеся его до места, и выдохнул:
- У-у-ух!
Возле телеги, которую папка и я разгружали - мама и сестры ушли смотреть огород, - крутился какой-тостранный мальчишка. У него было худощавое, смуглое, словно шоколадом вымазанное лицо. Глаза зеленоватые, бегающие, часто зорко прижмуривались. Он был одет очень бедно - в прожженную, не с его плеча куртку, поношенные брюки, стоптанные ботинки. Этот очень странный - таких мне до этого не приходилось встречать мальчишка-полунегр, которого все звали незнакомым мне словом Арап, то подходил к телеге, то отходил, посвистывая. И вдруг - я заметил, как он быстро сунул в карман мою оранжевую заводную машинку.
- Папка! - крикнул я, - вон тот, черный, игрушку украл.
Папка остановился, держа во взбухших от натуги руках тюк с бельем.
- А ну-ка иди сюда, братец, - позвал он Арапа и положил тюк.
- Я, что ли?
- Ты, ты. Давно, голубчик, за тобой наблюдаю.
Арап шагнул в нашу сторону и неожиданно, указав пальцем за наши спины, закричал так, словно его посадили на раскаленную печку:
- Ай-ай! Берегитесь! - и кинулся к телеге, как я понял, прятаться.
От этого страшного вопля у меня внутри все словно оборвалось. Я и папка резко - у папки даже что-то хрустнуло - обернулись назад. Но ужасного перед нашими глазами не было. На заборе сидел Наполеон и поглядывал на воробья, чистившего перышки на бельевой веревке. Мы посмотрели на Арапа, вылезавшего из-под телеги. Детвора смеялась.
- Фу-у, вот это я молоток, - тяжело дыша, вымолвил он. - Если бы не заорал, коршун утащил бы тебя, - сказал он мне.
- Коршун?! - враз спросили мы.
- Ну да. Он падал на вас. Сейчас сидит на крыше, вон за той трубой.
- Гх, гх! - Этот звук издал папка. В его черных усах шевелилась улыбка.
- Вы, дяденька, подумали, что я у вас что-то стибрил? Так обшарьте!
Я подбежал к телеге - машинка лежала на ней, но не в том месте, куда я положил. Все, конечно, стало ясно. Папка расхохотался и хлопнул Арапа по спине:
- Вообще-то, молодец! Иди. Но запомни, дружище: поганое дело воровать.
- Не, не, дяденька, точно ничего не брал. А вы, что спас вашего сына, дайте мне закурить.
- Иди, иди.
Вечером я недосчитался трех игрушек.
Из переулка вышла, покачиваясь, странного вида женщина. Она была не совсем трезвой. Спутанные темные волосы то и дело спадали на ее красивые большие глаза, и она их резким взмахом головы откидывала назад. Женщина молода, но ее привлекательное полуафриканское лицо было дрябловатым, несколько помятым. На ней было несвежее, не отглаженное платье и стоптанные туфли. Она напевала.
