МИХАИЛ ШАЛАМОВ
НОЧЬ ЛЮБВИ
Цыганка нагадала мне ночь любви. Ну не дуры ли эти гадалки!
Она остановила меня на углу, возле хлебного магазина, когда я, сильно припозднившись, возвращался домой после профсоюзного собрания. Дебаты в тот вечер шли немилосердные. Докладчик попрал регламент, и в прениях участвовали человек двадцать. Спорили, орали с трибуны, а к единому мнению так и не пришли. А я всю эту бодягу стенографировал и завтра должен буду подготовить по итогам собрания разворот в номер нашей многотиражки.
И вот когда я, злой на все на свете и уставший, уже подходил к своему дому, меня остановила цыганка. Я не хуже других знаю, что при встрече с цыганкой не стоит смотреть ей в глаза - тогда есть шанс проскочить.
А здесь я зазевался и влип, как кур в ощип. Вот и получил от нее за свой кровный рубль "ночь любви" и "дальнюю дорогу". Ну, с "дальней дорогой" все более или менее ясно - через неделю мне предстояла командировка в Палазну. А с "ночью любви" цыганка "пенку дала", как выражается наш брат-газетчик.
"Хм! Ночь любви,- внутренне усмехнулся я,- легко сказать- ночь любви, когда тебе тридцать, вдрызг поссорился с единственной любимой женщиной, а при росте метр семьдесят пять ты весишь сто шестнадцать килограммов". В общем, я хмыкал над глупой цыганкой всю дорогу до дома. "Ночь любви придумает тоже"...
В подъезде снова темень была несусветная. Влюбленные парочки здесь каждый вечер выворачивают лампы, чтобы им не мешали целоваться. На площадке между первым и вторым этажами я остановился. Там на перилах меня ждал мстительный кот Гименей. С недавних пор эта тварь подкарауливает меня по вечерам в подъезде и набрасывается из темноты. Уже два года Гименей живет в нашем подъезде и мерзко орет ночами. В беседе с его хозяйкой я как-то посоветовал кастрировать кота. Гименей все слышал и начал мстить, а это в конце концов надоедает. Его зеленые глаза смотрели сейчас на меня сверху. "Прыгнет, гад, и в лицо вцепится",- подумал я и, пытаясь опередить кошачий прыжок, изо всех сил послал ему навстречу свою спортивную сумку, качнув ее за длинные ручки. Когда сумка уже врезалась куда-то между зеленых глаз, я вспомнил о лежавших внутри бутылках "Тархуна". "Похоже, каюк пришел животному!" - успел пожалеть я его.
В этот момент тьму подъезда прорезал гортанный, совсем не кошачий вопль, и кто-то большой, гораздо крупнее кота, рухнул в лестничный проем. Я спустился вниз и, одну за другой зажигая спички, осмотрел закуток под лестницей. Никого. Чертовщина какая-то!
Я ощупью поднялся к себе на пятый этаж. Долго не попадал ключом в замочную скважину. Потом вошел в прихожую и переобулся. На свету первым делом открыл сумку и проверил бутылки. Обе целы. Отнес сумку на кухонный стол и включил свет в комнате. Там в кресле возле телевизора сидела женщина изумительной красоты. Такая красивая, что я не очень задумался, откуда она взялась.
- А, Мих Квадрат, собственной персоной,- с неуловимым акцентом сказала она. Я молча кивнул. Совсем это мне не понравилось, что она назвала меня студенческим полузабытым прозвищем. А в голове вдруг встало дурацкое предсказание цыганки. Тьфу ты, наваждение какое!
- А я тебя жду,- интимно сообщила мне дама, вставая.- У тебя здесь не найдется рюмочки коньяка?
- Найдется,- я кивнул в угол, где еще со вчерашнего вечера стояла бутылка, недопитая поэтом Юркой. Там же горкой лежали наши бокалы. Я взял оба, сполоснул их под краном и плеснул коньяка, жалея, что это "Белый аист", а не "Камю" или "Наполеон".
- "Бонапарт", кажется, так это называется? - безо всякой натяжки пошутила гостья, и это меня умилило.
А она, окунув в коньяк кончик языка, поставила бокал на пол и скользнула с кресла мне навстречу.
Потом случился поцелуй. Такие у нас показывают только во французских кинолентах, да и то лишь до тех пор, пока какой-нибудь кретин не вырежет его из ленты.
Небесное создание промурлыкало: "Жди!" и нырнула в мой совмещенный санузел. Поздновато я вспомнил о развешенных там после холостяцкой постирушки носках и плавках. Впрочем, будь что будет!..
Минут пять в душе шумела вода. "Неужели воду горячую дали?". А когда моя гостья наконец-то появилась в комнате, я ахнул -- всей одежды на ней было - только вафельное полотенце, обмотанное вокруг бедер. Да и не то, чтобы туго обмотано, а так, чисто для проформы. Ну, цыпочка! Встречу ту цыганку - трешницы не пожалею!
С еле слышным стоном красавица рухнула мне в объятия.
Очнулся я на полу. Странное это ощущение, когда не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, а в то же время - не связан. Уж не паралич ли? А где же моя красотка? Побежала "неотложку" вызывать? Нет, так вон же телефон на подзеркальнике! А я что, умираю, или как? Почему-то было не столько страшно, сколько интересно. Это, кажется, Мопассан мечтал умереть в объятиях женщины? Вот ведь как получается: мне удалось, а ему - нет. Странное ощущение - даже взгляд перевести со стоящей на полу рюмки нет сил.
Потом в поле зрения попала рука в белом манжете.
В Ней был зажат странноватого вида шприц. Потом игла ткнулась мне в шею, чуть пониже уха и весь комплект чувств вернулся. Место укола тотчас жутко заныло.
