Двое мужчин работали слаженно, как пара лошадей, тянущих повозку с сеном.
Это были мускулистые и высокие фермеры с бронзовой от миссурийского солнца кожей. Их золотистые густые и длинные волосы свисали до плеч и явно нуждались в стрижке. Но главное сейчас – сенокос, а парикмахер мог и подождать.
Джеймс Тиллмэн усталым движением сильной руки отер выступивший на лбу пот.
– В следующий раз мы остановимся в тени попить, Джон, – сказал он напарнику, работавшему по другую сторону громоздкой деревянной повозки.
Джон посмотрел на старшего брата с усмешкой.
– Уже устал, старикан? – спросил он.
– Я не настолько стар, чтоб не поколотить тебя, – парировал Джеймс, сидя, как на насесте, на верхушке стога. Широко расставив ноги, чтобы удержать равновесие, он воткнул вилы в сено и оперся на них.
– Знаешь, приятель, тебе придется изрядно побегать, прежде чем ты сумеешь меня поймать, – сказал Джон посмеиваясь. – Да и вообще я не уверен, что тебе это, дружище, удастся.
– Занимайся-ка ты сеном, мальчик, – произнес Джеймс тоном, который не одного смельчака заставил бы съежиться от страха. – И поторопись. У меня есть планы на сегодняшний вечер.
Джон на полпути задержал вилы, полные душистой люцерны, стараясь, чтобы трава упала в нескольких дюймах от места, где стоял брат. Он нахмурился и плотно сжал зубы.
– Ты еще не отказался от своих намерений, а, Джеймс? – тихо спросил Джон. – Она вполне может выбрать священника. В конце концов, он ведь взял на себя расходы на ее дорогу.
Джеймс высокомерно вскинул голову, что очень соответствовало его позе. Как древний викинг, он подставил лицо солнцу, и солнечные лучи заиграли в копне его золотых волос.
– Естественно, она предпочтет процветающего фермера зеленому юнцу, едва окончившему семинарию, – уверенно сказал Джеймс. – Я уже говорил его преподобию, что готов возместить ему все расходы.
– А что, если она кривонога и косоглаза? – хитро прищурившись, спросил Джон. Представляя себе подобную картинку, он улыбался все шире и шире.
– Мне нужна женщина, чтоб готовить и вести хозяйство, – парировал брат, властно взмахнув рукой. – И она вполне может справиться с этим, если у нее есть две ноги и она не слепая.
– А в постели ты будешь надевать ей на голову мешок, – поддразнивал Джон. – Конечно, если вы поместитесь вдвоем в одной постели!
Джеймс рассмеялся.
– Если она слишком толста, я быстро сгоню с нее жир, – хвастливо заявил он.
– …Кто бы мог подумать, что Тиллмэн будет выписывать себе женщину по почте.
Джон почесал шею в том месте, где несколько травинок прилипли к его потной коже.
– Ты бы лучше подумал, сможет ли она вырастить двоих детей, с которыми оставила тебя Сара.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Джеймса. На его щеках обозначились бороздки, оставленные пережитым горем.
– Она писала, что любит детей, – глухо произнес он, встретившись взглядом с братом.
Имя Сары отбило желание острить, и они оба почувствовали это.
– Я знаю, это слишком скоро – со времени смерти Сары прошло всего полгода, – пробормотал Джеймс.
– Она бы поняла…
Это не подлежало ни малейшему сомнению. Они оба знали, что та, кто была женой Джеймса, с радостью дала бы ему свое благословение.
– Если мы сейчас не отвезем сено в амбар, у меня не будет времени съездить в город, – сказал Джеймс.
Держа вилы наготове, он наблюдал, как Джон готовится бросить ему очередную порцию сена. Распределяя сено внутри повозки, Джеймс снова вошел в ритм работы.
Они трудились вместе с незапамятных времен, так что в их движениях чувствовалась слаженность. Их сильные мускулистые тела двигались в едином ритме. А золотистые волосы, казалось, светились в лучах полуденного солнца.
Подобрав сено вокруг повозки, Джон направился к брату. Джеймс кивнул и потянулся за вожжами, перекинутыми через перекладину на передке повозки. Затем щелкнул кнутом над спинами лошадей, и те, словно понимая, что путешествие не будет коротким, тотчас тронулись с места. Но по непонятной причине Джеймс остановил их. Вновь перебросив вожжи через перекладину, он потянулся за вилами.
Все произошло так быстро, что Джон не успел понять, как именно это случилось. Джеймс поскользнулся, вилы вывалились у него из рук и уткнулись зубьями в круп одной из лошадей. Обезумевшее от боли животное рванулось, пытаясь вырваться из упряжи, и Джеймс упал между копытами лошадей и нагруженной сеном повозкой.
Страх сдавил грудь Джона, у него перехватило дыхание. Не раздумывая, он бросился, чтобы усмирить, остановить фыркающих животных и добраться до брата, лежащего под колесом. Голубые глаза брата открылись и посмотрели на него с выражением безмерного удивления – сердце Джона разрывалось от горя.
– Джеймс… – простонал он. – Ну почему?.. О, Джеймс… – Его голос прервался.
Струйка алой крови потекла изо рта Джеймса, когда он, смертельно раненный, попытался заговорить. Но от боли так ничего и не смог сказать – сломанные ребра пронзили легкое и прокололи артерию. Жизнь покидала его, и, даже если он что-то и говорил, его слова невозможно было расслышать.
С неба светило яркое солнце. Лучи его сверкали в потоках крови, истекавших из тела Джеймса Тиллмэна, умиравшего в поле всего в нескольких милях от Миль-Крика, штат Миссури.
